Том 25. Вождь окасов. Дикая кошка. Периколя. Профиль перуанского бандита

Оставшись одна с донной Розарио, Красавица рассматривала ее с минуту с таким выражением злости и ненависти, что молодая девушка невольно задрожала. Вид этой женщины производил на нее такое действие, какое приписывают взгляду змеи; ее притягивал этот холодный взгляд, который устремлялся на нее с невыносимой пристальностью.

После нескольких минут, которые показались веком бедной девушке, Красавица встала, медленно подошла к ней и, грубо положив руку на плечо ее, сказала резко:

— Бедная девушка! Вот уже месяц как ты пленница, неужели ты не догадалась, для чего я велела похитить тебя?

— Я не понимаю, — кротко отвечала молодая девушка, — ваши слова для меня загадка, смысл которой напрасно я отыскиваю.

— Невинная овечка! — возразила куртизанка с насмешливым хохотом. — А мне так кажется, что в ту ночь, когда мы сошлись лицом к лицу в деревне Сан-Мигуэль, я говорила с тобой довольно откровенно.

— Я только поняла, что вы меня ненавидите по причине, неизвестной для меня.

— Какое тебе дело до причины, когда ненависть существует! Да, я тебя ненавижу, презренная тварь! Я мщу на тебе за мучения, которые заставил меня вытерпеть другой человек. Какое мне дело, что ты мне ничего не сделала! Я тебя не знаю! Мстя тебе, я ненавижу не тебя, а тебя, а того, кого ты любишь! Которому каждая твоя слеза раздирает сердце. Но мне недовольно мучений, которые я назначаю тебе, если он не знает их; я хочу, чтобы он был их свидетелем; я хочу, чтобы он умер от отчаяния, узнав, что я сделала с тобой, до какого унижения и презрения я довела тебя.

— Господь справедлив, — с твердостью отвечала молодая девушка, — я не знаю, какие злодеяния замышляете вы, но Он сохранит меня и не позволит исполниться тому гнусному мщению, которым вы мне угрожаете. Берегитесь, чтобы впоследствии вам самой не пришлось склониться под могущественной рукой Создателя… может быть вы сами тщетно будете умолять о милосердии, когда Его позднее, но неумолимое правосудие, постигнет вас.

— Твои угрозы вызывают во мне только презрение.

— Я не угрожаю; я несчастная девушка, которую рок бросил беззащитной в ваши руки; я стараюсь только растрогать вас.

— Напрасные просьбы! — воскликнула донна Мария. — Ну что ж! — прибавила она, оживляясь гневом, кипевшим в ней. — Когда настанет мой час, я тоже не буду просить тебя пожалеть обо мне!

— Да простит вам Господь зло, которое вы хотите мне сделать!

Во второй раз невольно донна Мария почувствовала неизъяснимое волнение, причину которого напрасно старалась объяснить себе; но она старалась не обращать внимания на тайное предчувствие, которое как будто говорило ей, что мщение ослепляло ее и что, желая поразить слишком сильно, она ошиблась.

— Послушай, — сказала она прерывистым голосом, — это я велела похитить тебя, ты это знаешь, но тебе не известно, с какой целью ты похищена, не так ли? Ну, я объясню тебе эту цель: человек, который вышел отсюда, Антинагюэль, вождь ароканов, злодей! Он питает к тебе страсть, чудовищную, к какой способна одна его свирепая натура; послушай, мать хотела отговорить его от этой страсти, он убил свою мать!

— О! — с ужасом вскричала молодая девушка.

— Ты дрожишь? — продолжала донна Мария. — В самом деле, этот человек гнусное существо! Он способен только на преступления, он признает законы только своих страстей и пороков! Знай же, что это отвратительное существо, этот гнусный злодей, любит тебя; он влюблен в тебя, понимаешь ли ты? Я не знаю, чего не дал бы он, чтобы обладать тобой, чтобы сделать тебя своей любовницей; я продала тебя этому человеку, ты принадлежишь ему, ты его невольница, он имеет право сделать с тобой все, что хочет, и воспользуется этим, будь уверена!

— О! Вы не сделали такого гнусного поступка! — вскричала молодая девушка.

— Сделала, — отвечала донна Мария, заскрежетав зубами, — ты не знаешь, какое счастье испытываю я, видя тебя, белую горлицу, непорочную девушку, запачканною грязью; каждая из твоих слез искупит одну из моих горестей!

— Но разве у вас нет сердца?

— Теперь нет, давно уже оно разбито отчаянием… теперь я мщу.

У молодой девушки закружилась голова; она залилась слезами и упала к ногам своей преследовательницы с раздиравшими душу рыданиями.

— Сжальтесь! — кричала она. — О! Вы сами сказали, что у вас было сердце! Вы любили! Именем того, кого вы любили, сжальтесь, сжальтесь надо мной, бедной сиротой, которая никогда не делала вам зла!

— Нет, нет, не сжалюсь! Ко мне не имели жалости! — вскричала донна Мария.

И она грубо оттолкнула молодую девушку, но донна Розарио, уцепившись за ее платье, ползала за нею на коленях.

— Умоляю вас именем того, кого вы любили на земле, сжальтесь, сжальтесь!

— Я не люблю никого и ничего кроме мщения! — сказала куртизанка с отвратительной улыбкой. — О! Как сладостно ненавидеть; забываешь свою горесть! Слезы этой нечастной доставляют мне наслаждение!

Донна Розарио не слышала этих ужасных слов; она в сильном отчаянии продолжала плакать и умолять.

— О! — вскричала она после нескольких минут молчания. — У вас верно были дети! Вы их любили, очень любили, я в этом уверена!