Том 27

Вчера я получил наглое письмо от Мейена, до которого мое письмо еще не дошло и который забрасывает меня вопросами о всевозможных вещах: 1) я должен заявить, чью сторону я принимаю в Вашем споре с Бауэром, о чем я ровно ничего не знаю; 2) почему я не пропустил того-то и того-то; причем он угрожает обвинением в консерватизме; 3) газета не должна проявлять сдержанность, она обязана действовать самым крайним образом, то есть должна спокойно уступить поле сражения полиции и цензуре, вместо того чтобы удерживать свои позиции в незаметной для публики, но тем не менее упорной, проникнутой сознанием долга борьбе. Под конец в оскорбительных выражениях сообщается о помолвке Гервега и т. д. и т. д.

От всего этого разит невероятным тщеславием человека, не понимающего, как это для спасения политического органа можно пожертвовать несколькими берлинскими вертопрахами, и думающего вообще только о делах своей клики. К тому же этот человечек выступал с важностью павлина, бил себя торжественно в грудь, хватался за шпагу, что-то болтал относительно «своей» партии, угрожал мне немилостью, декламировал на манер маркиза Позы, только немного похуже и т. п.

Так как нам теперь приходится выдерживать с утра до вечера ужаснейшие цензурные мучительства, переписку с министерством, обер-президентские жалобы[389], обвинения в ландтаге, вопли акционеров и т. д. и т. д., а я остаюсь на посту только потому, что считаю своим долгом, насколько в моих силах, не дать насилию осуществить свои планы, — то Вы можете себе представить, что я несколько раздражен и потому ответил М[ейену] довольно резко.

Возможно, таким образом, что «Свободные» на время уйдут. Поэтому я Вас убедительно прошу помочь нам своими собственными статьями, а также привлечь к этому делу Ваших друзей.

Ваш Маркс

Впервые опубликовано в журнале «Documente des Socialismus», Bd. I, 1902 г.

Печатается по рукописи

Перевод с немецкого

1843 год

10 МАРКС — АРНОЛЬДУ РУГЕ В ДРЕЗДЕН

Кёльн, 25 января [1843 г.]

Дорогой…^{564}

Вы, вероятно, уже знаете, что «Rheinische Zeitung» запрещена, осуждена, получила смертный приговор. Предел ее жизни — конец марта. В течение этого времени, до казни, газета подвергается двойной цензуре. Наш цензор^{565}, порядочный человек, поставлен под цензуру здешнего регирунгспрезидента фон Герлаха, рабски послушного дуралея. Готовые номера нашей газеты должны представляться в полицию, где их обнюхивают, и если только полицейский нос почует что-либо нехристианское, непрусское, — номер газеты не может выйти в свет.

Запрещение газеты вызвано совпадением ряда особых обстоятельств: ее распространенностью; моим «Оправданием мозельского корреспондента», где здорово досталось некоторым весьма высокопоставленным государственным деятелям; нашим упорным отказом назвать лицо, приславшее нам законопроект о браке[390]; созывом ландтага, на который мы могли бы оказать влияние своей агитацией; наконец, нашей критикой запрещения «Leipziger Allgemeine Zeitung»^{566} и «Deutsche Jahrbьcher».

Министерский рескрипт, который появится на днях в газетах, еще слабее, — если только это возможно, — чем предыдущие. В качестве мотивов приводятся:

1) Лживое утверждение, что мы не имели якобы разрешения, как будто в Пруссии, где ни одна собака не может жить без своего полицейского номерка, «Rheinische Zeitung» могла бы выходить хотя бы один день, не имея на то официального основания.

2) Цензурная инструкция от 24 декабря имела целью установить цензуру тенденции. Под тенденцией понимали воображение, романтическую веру в обладание свободой, обладать которой realiter^{567} люди не могли бы себе позволить. Если рассудительное иезуитство, царившее при прежнем правительстве, имело суровую рассудочную физиономию, то это романтическое иезуитство требует главным образом силы воображения. Подцензурная печать должна научиться жить иллюзией свободы, а также иллюзией о том великолепном муже^{568}, который высочайше эту иллюзию дозволил. Но если цензурная инструкция стремилась к цензуре тенденции, то теперь министерский рескрипт разъясняет, что запрещение, закрытие и было изобретено во Франкфурте для насквозь дурной тенденции. Цензура существует-де лишь для того, чтобы пресекать отклонения от хорошей тенденции, хотя инструкция утверждает как раз обратное — именно, что хорошей тенденции разрешаются отклонения.

3) Старая галиматья о дурном образе мыслей, о пустой теории и прочая трескотня.