Том 3

Задал Каргин работенки и милиции и всем. Несколько раз силой увозили его в степь. Думали все же приучить к полезному труду. Давали в руки сапочку и ставили на рядок. Куда там! Так ничего и не получилось. Каргин делался страшнее зверя, кричал: «Меня на рядок! Безобразие! Да знаете ли вы, кто я? Я министр!» И давай гоняться за бабами. Те в крик да в слезы. Разбегутся по кукурузе кто куда. А Каргин — в станицу и опять в кабинет. Тянеть его туда, как магнитом. «Кому помочь? — кричить. — Говорите! Всем помогу!» Засядеть в кабинете, как в крепости, и сидить. Никакой силой его оттуда не выпроводишь. Дверь на крючок, а сам по телефону какие-то речи ведеть. Мучились, мучились с ним, и пришлось вызывать из района карету. Спеленали и увезли в больницу. А районная больница в Рощенской, можеть, помнишь, стоить на обрывистом берегу Кубани. Шагов пять от глухой стены, и сразу круча. Клокочуть буруны… Как сбежал Каргин из больницы? Никто не знаеть. Но сбежал. Ночью. И сиганул в кручу, как в пропасть. Через два дня тело его изловили аж близ хутора Казенного… Тихо, без музыки и без речей, похоронили на кладбище. — Кузьма тяжело вздохнул. — Вот, братуха, каковая сила таится в привычке. За многие руководящие годы Каргин привык к одной жизни, можно сказать, с головой вошел в нее, а тут вдруг лишили его всего, к чему он привык, что полюбил, и человеку конец. Вот и со мной, братуха, можеть такое приключиться. Вполне можеть. Ить за всю свою жизнь я привык к коню, а конь ко мне, и сделались мы неразлучными. Привык и к седлу, и к привольной житухе в горах, а меня всего этого лишают. Как же без привычного жить? Можешь ты ответить, братуха?

— Видишь, ли, Кузьма, даже и не знаю, как тебе ответить, — сказал Холмов. — Привычка, верно, имеет силу великую. В этом я с тобой согласен. Но то, о чем ты поведал мне, совсем нереально, неправдоподобно, и поэтому к тебе, Кузьма, вся эта легенда о Каргине никакого отношения не имеет. В этой истории есть, как в басне, мораль. Она ясна и очевидна: нельзя злоупотреблять властью и пренебрегать доверием людей, иначе быть беде. Но ты-то, Кузьма, властью не злоупотреблял? Так что себя к Каргину не пристраивай.

— А привычка? — стоял на своем Кузьма. — Есть же и у меня, как и у Каргина, привычка?

— Привычка привычке рознь. — Холмов без улыбки посмотрел на брата. — Лучше скажи мне, Кузьма, правду. Сам сочинил эту легенду с моралью или ее придумал кто-то другой?

— Чего ради ее выдумывать? — обиделся Кузьма. — Это же было. Неужели не веришь?

— Не верю.

— Чудной ты, братуха. — Кузьма с укоризной посмотрел на брата. — Вот давай нарочно поедем в Старо-Конюшенскую. Сам во всем убедишься. Спросишь любого станичника про Каргина, и каждый тебе скажеть то, что сказал я. И хатенку Каргина тебе покажуть. В ней и до сей поры живеть Паша. Постарела, бедняжка. И у нее, у Паши, спросишь, как было дело. И Паша тебе подтвердить, что на том месте, где зараз ютится хатенка, стоял дом Каргина. Не дом, а красавец!

— Ну, а Маруся Овчаренкова? — совсем сбитый о толку, спросил Холмов. — Маруся-то где сейчас?

— Там, где и была, — спокойно ответил Кузьма. — После гибели Каргина не захотела председательствовать. По какой причине? Никто не знаеть. Снова подалась в рядовые. Замуж вышла за приехавшего в Старо-Конюшенскую зоотехника. Детишками обзавелась, училась и зараз на птицеферме зоотехником работаеть. Поедем, братуха, сам поговоришь с Марусей. Пускай она тебе подтвердить, ежели ты такой неверующий. Поедем, а?

— А что? Поедем! — решительно сказал Холмов. — И в родных местах побываю, и твоей беде помогу, а заодно поеду в Старо-Конюшенскую и перепроверю невероятную легенду про Каргина. Интересная же легенда!

— Когда тронемся в дорогу, братуха?

— Можно и завтра. — Холмов позвал жену: — Оля! Еду в Весленеевскую!

— Что так вдруг? — удивилась Ольга.

— А вот так. Кузьма уговорил!

Глава 9

Как только окончательно было решено отправиться с братом в станицу Весленеевскую и не на машине, а пешком, Холмов, повеселев, сразу же начал деятельно готовиться в дорогу.

Прежде всего была раздобыта карта Прикубанья. Хорошо зная карту и места, по которым собрался пройти, Холмов без особого труда наметил, как ему казалось, самый выгодный и самый короткий маршрут. Затем в магазине были куплены дорожные вещи: удобные для ног кеды, рюкзак, плащ из плотной парусины, лыжный костюм из коричневой фланели и серая кепчонка. В этой одежде Холмов был похож не то на агронома-огородника, не то на немолодого спортсмена-лыжника. Из продуктов было взято лишь самое необходимое: сухари, консервы, сахар, сушеные коржики, а также папиросы «Казбек». Не забыл Холмов сунуть в карман записную книжку и карандаш.

Ольга была опечалена. Смотрела на мужа, одетого в лыжный костюм, на брюки, снизу затянутые резинкой, и понимала, что не всякий решится на то, на что решился Холмов.

— Последний раз прошу тебя, Холмов: не срамись, — говорила она. — Если же тебе так хочется побывать в Весленеевской, то не иди пешком, а поезжай на машине, как ездят все нормальные люди. К чему это чудачество, Холмов?