Том 3

На одно мгновение у бесстрашной Эстер прервалось дыхание и вся кровь отлила от лица, кбгда она увидела, что ее сыновья раздвинули изломанные ветви кустов и скрылись в их гуще. Настала торжественная тишина. По¬ том быстро один за другим взвились два громких, пронзи¬ тельных крика, а затем опять безмолвие, еще более гроз¬ ное и жуткое. — Назад, дети, назад! — закричала Эстер. Материн¬ ская тревога пересилила все другое. Но голос ее оборвался и кровь застыла от ужаса, когда в тот же миг кусты опять раздвинулись и оба смельчака вышли бледные и сами почти бесчувственные и положили у ее ног закостенелое и недвижное тело Эйзы. Отпечаток насильственной смерти явственно обозначился в каждой черте его посинелого лица. Собаки протяжно завыли — в последний раз; потом дружно сорвались с места и скрылись, пустившись опять по оставленному оленьему следу. Птицы, кружа, подня¬ лись ввысь, наполняя небо жалобами, что отняли у них облюбованную жертву: страшная, омерзительная, она еще сохраняла в себе слишком много от человеческого облика, чтобы стать добычей их мерзкой прожорливости. Глава XIII Лопата и кирка, кирка, И саван бел как снег; Ах, довольно яма глубока, Чтоб гостю был ночлег. Шекспир, «Гамлет» — Отодвиньтесь! Отойдите все! — хрипло сказала Эстер в толпу, слишком тесно обступившую мертвеца.— Я его мать, у меня больше прав, чем у вас у всех! Кто это сделал? Скажите мне, Ишмаэл, Эбирам, Эбнер! Рас¬ кройте ваши рты и ваши сердца, и пусть только божья правда изойдет из них и ничто другое. Кто совершил это кровавое дело? Муж не ответил. Он стоял, опершись на ружье, и пе¬ чальными, но не изменившимися глазами глядел на тело убитого сына. Иначе повела себя мать. Она кинулась на 148

землю и, положив к себе на колени холодную и страш¬ ную голову, молча вглядывалась в это мужественное лицо, на котором еще лежала печать предсмертной муки. И ее молчание говорило больше, чем могли бы выразить жа¬ лобы. Горе точно льдом сковало голос женщины. Ишмаэл напрасно пробовал говорить скупые слова утешения. Она не слушала, не отвечала. Сыновья окружили ее и стали неуклюже, на свой лад выражать сострадание к ней в ее горе и печаль о собственной утрате. Но она нетерпеливо взмахом руки отстранила их. Пальцы ее то перебирали спутанные волосы мертвого, то пытались разгладить мучи¬ тельно напряженные мускулы его лица, как порою мате¬ ринская ладонь в медленной ласке скользит по личику спящего ребенка. А временами руки ее, точно спугнутые, бросали жуткое свое занятие. И тогда она слепо водила ими вокруг, как будто в поисках средства от смертельного удара, так нежданно сразившего сына, который был ее лучшей надеждой, ее материнской гордостью. В одну из таких минут, по-своему истолковав эти странные дви¬ жения, всегда сонливый Эбнер отвернулся и с непривыч¬ ным волнением, проглотив подкативший к горлу комок, сказал: — Мать показывает, что надо поискать следы, чтобы нам узнать, как Эйза нашел свой конец. — Опять проклятые сиу! — отозвался Ишмаэл.— Я с ними не расчелся и за первую обиду, это — вторая. Будет третья, расплачусь разом за все! Объяснение было правдоподобно, но, не довольствуясь им, а может быть и радуясь втайне, что можно отвести глаза от зрелища, будившего в их закоснелых сердцах такие необыкновенные, непривычные ощущения, сы¬ новья скваттера, все шестеро, отвернулись от матери и от мертвеца и пошли рассматривать следы, о чем она, как им вообразилось, настойчиво их просила. Ишмаэл не стал противиться; он даже помогал им, но без видимого инте¬ реса, как будто только подчинившись желанию сыновей, потому что было бы неприлично спорить в такой час. Выросшие в пограничных землях, юноши, как ни были вялы и тупы, все же обладали изрядной сноровкой во многом, что было связано с укладом их трудной жизни; а так как розыски отпечатков и улик имели много общего с выслеживанием зверя на охоте, можно было ожидать, 149