Том 3. Ангел Западного окна

Представленный в романе универсум хотя и головоломно сложен, но отнюдь не хаотичен и не беспорядочен. Открыть законы этого странного мира, разумеется, трудно — не потому, что их нет, а потому, что их слишком много и каждый описывает свой порядок. Различные порядки перекрывают друг друга, взаимозаменяются, иногда даже как будто противоречат один другому — характерная черта всех итоговых произведений. Каждый из них независим, непохож на другие и препарирует реальность по-своему. Но существует ли порядок порядков? Один из современных Майринку рецензентов так сформулировал буквально навязанный текстом вопрос: «Что есть действительность?» Но ведь это и есть тот самый

«эпохальный» вопрос, ответить на который пытались все большие писатели нашего времени.

Проблема искомого сокровенного порядка отражена самой структурой ансамбля действующих лиц. В соответствии с различными ее аспектами персонажи перестраиваются, всякий раз возникает новая группа: каждый аспект рассекает этот ансамбль по-своему, «срезы» могут иметь между собой линии пересечений и точки касаний. В нужный момент любое из этих множеств легко распадается, перегруппировывается или уступает место новой комбинации. Однако, несмотря на то, что объекты меняются, виды возможных отношений остаются постоянными.

Бросается в глаза большое количество связей, основанных на какой-нибудь односторонней зависимости между двумя альтернативными и в то же время комплетивными ролями. Господство, власть, обладание, знания разделяют совокупность персонажей на вышестоящих и нижестоящих, на суверенов и вассалов. Такая модель отношений типична для литературы 20-х годов. В «Ангеле» она представлена во многих вариантах: сильные мира сего — духовные (епископ, кардинал) или светские (Елизавета, Рудольф) — и сильные мира того противопоставлены своим подчиненным, носители социальной или магической власти (рабби Лев, Теодор Гертнер) — безвластным, обладатели какой-либо ценности (деньги, женщина, кинжал) — неимущим, представители земного (Джон Ди как ученый) или метафизического (рабби Лев) знания — ученикам и профанам.

Перечислим далее некоторые аксиомы того порядка отношений, который учреждается текстом. Итак, обладание какой-либо ценностью вовсе не предполагает обладания другой: наличие денег не означает наличие знаний. Тот, кто обладает какой-нибудь земной ценностью, необязательно владеет ее потусторонним прообразом, и наоборот: император Рудольф обладает политической властью, но лишен власти магической, у рабби Лева все наоборот; Джон Ди не является в посюстороннем мире сувереном, зато может им стать в потустороннем. Если кто-то владеет какой-либо ценностью, то одновременно с ним никто другой ею владеть уже не может, ибо всякая ценность индивидуальна и неделима: подле Елизаветы Джону Ди отказано в светской власти; оспариваемый кинжал является объектом уникальным и может принадлежать лишь кому-нибудь одному; два магических «суверена» (Гертнер-Гарднер и рабби Лев) никогда не присутствуют одновременно в одном и том же мире; из двух конкурирующих сил в каждый данный момент какая-нибудь одна непременно берет вверх (борьба Бартлета и Гарднера за тело Джона Ди); женщина (Яна) не может одновременно принадлежать двум мужчинам (Джон Ди и Келли).

Мир «Ангела» — это мир ни на миг не затихающей борьбы, конкуренции и соперничества. В этом смысле показательно большое количество анималистических параллелей. Сторонники Исаис (Асайя, Бартлет Грин) представлены различными вариациями семейства кошачьих (кошка, пантера, лев); другая группа (Рудольф, рабби Лев) отмечена всеми признаками хищных птиц (орел, коршун); встречается в тексте также

змея (кардинал) и паук — все без исключения представители хищников, живущих охотой, борьбой, добычей, ну а логической их комплементацией является жертва. И хотя животный мир в романе представлен в общем-то весьма специфичным отрядом, тем не менее отметим, что анимализация была чрезвычайно распространена в литературе того времени: «Волшебная гора» Томаса Манна пестрит приметами, заимствованными у животных, у Кафки («Замок») они характеризуют деревенский люд, у Кубина («Другая сторона») они — олицетворение катастрофических предчувствий. Заглатывание, пожирание, высасывание — вот наиболее предпочтительные формы усвоения всего чуждого, находящегося вне. Крайний случай: чисто паразитические существа, живущие за счет других. Нечто в этом роде говорит о Елизавете Джон Ди, намекая на ее «женский вампиризм»; таков modus vivendi медиума Келли; и самый яркий пример — Зеленый Ангел: порождение тех, кто его вызвал, он в конце концов все же «заглатывает заживо» одного из них — своего «наместника на земле» Келли.

Партнерства, равновесия не существует ни между людьми, ни между ценностями: как нет в романе двух персонажей, которых обладание одной и той же ценностью сделало бы равными, так отсутствуют и две равнозначные ценности. Царит иерархическо-динамический дисбаланс. Отсутствие ценности вызывает желание ее завоевать, а обладание — стремление к еще более высокой.