Том 3. Ангел Западного окна

Проблема идентификации одна из основных в романе: сходство так же обманчиво, как и различие. Подобие уже означает нетождественность, а вот кажущееся различие в любой момент может обернуться тождеством. И лучшей тому иллюстрацией отношения Джона Ди и Я. В 1927 году в журнальной заметке о своем романе Майринк говорит, что исторический образ Джона Ди давно волновал его, но, поскольку «все "историческое" отдает трупным душком», решил написать «двойной роман», который бы позволил «привить судьбу "мертвого" Джона Ди к судьбе какого-нибудь живого человека». И это подозрительное отношение к «историческому» как к какой-то нелепой условности, как к чисто внешней форме восприятия, которая лишь затеняет онтологическую реальность, роднит Майринка с его эпохой. Однако для нас важнее другой аспект дубликации и копирования: повтор или симуляция одного мира другим происходит таким образом, что приводимые в соответствие порядки оказываются неконгруэнтны друг другу. Ибо точно так же, как соотносятся истинные ценности и псевдоценности, соотносится мир прошлого и настоящего, мир потусторонний и посюсторонний, мир Елизаветы и мир Исаис...

Ни в одном из миров не повторяется в точности то, что разыгрывается в другом: каждый дублер, каждая копия, каждое отражение уже является трансформацией, предполагающей различие, по крайней мере какого-нибудь одного, существенного признака. Для Джона Ди Яна — вторая жена, для Яны Джон Ди — первый муж; для Я Иоганна — первая жена, для Иоганны Я — второй муж. Если для Джона Ди Бартлет — фигура центральная, а Маске — маргинальная, то для Я центральной фигурой становится

Липотин, а Бартлет уходит на второй план. Правила, по которым разыгрываются эти калейдоскопические вариации, остаются неизвестными. Далее, как в мире Джона Ди есть персонажи, которые не переходят в мир Я (Келли, император Рудольф), так и в мире Я имеются не вхожие в мир Джона Ди персоны (Асайя, кузен Роджер).

Следует отметить, что тот персонаж, для которого возможна такая транспозиция, по ту сторону границы уже как бы «сам не свой»: у Маске и Липотина, у Гарднера и Гертнера, у Яны и Иоганны, у Джона Ди и Я есть не только общие черты, но и различия. Симметрия миров отнюдь не полная, и ни один персонаж не может быть абсолютно идентичен своему прежнему «воплощению». Условия и формы транспозиции варьируются для каждой пары. Для потусторонних агентов их земные дублеры — маски, скрывающие их сущность: адепт не идентичен ни алхимическому лаборанту Гарднеру, ни профессору химии Гертнеру; «двойной» посредник не идентичен ни «магистру царя» Маске, ни антиквару Липотину. И тот, и другой во всех своих последовательных манифестациях, разумеется, сохраняют сознание своей персональной инвариантности; если один бессмертен, потому что никогда не жил (Липотин), то другой — потому что победил смерть (Гарднер).

Что же касается земных персонажей, то они склонны себя отожествлять со своей «настоящей» жизнью, и лишь при повторной манифестации у них появляется возможность осознать свою отличную от внешнего вида сущность и инвариантность. Здесь есть свои нюансы, Иоганна соотносится совсем не так с Яной, как Я — с Джоном Ди: Иоганна и есть Яна, а Я становится Джоном Ди. У нее одна сущность повторяется в двух различных образах, у него две различные сущности сливаются в единый образ. Иоганне с самого начала дано знание ее прежней жизни: с детства подвержена она странным кризам, связанным с моментами спонтанной идентификации. Природа этих состояний на первый взгляд кажется психопатической: в полной прострации Иоганна как бы переносится в другой мир. С тех пор как Я берется переводить и копировать (вот еще один пример не идентичной идентичности!) фамильные архивы, его тоже начинают посещать жутковато-странные состояния: «...я был уже не я, и тем не менее это был я; я находился по ту и по сю сторону, я присутствовал и отсутствовал — и все это одновременно. Я был я и Джон Ди...» Чем больше Я «врастает» в Джона Ди, тем больше трансформируется окружающая его «действительность»: взять хотя бы видения в доме Асайи, или встречу в зеленом зеркале с другом юности Гертнером, или визиты давно умерших людей... Галлюцинация психически неуравновешенного человека или реальное вхождение в мир иной, подтверждающее возможность потустороннего опыта? «Что есть действительность?..»

Количество психических экспериментов, которые в мире, считающемся реальным, были бы несомненно диагностированы как душевная болезнь, быстро растет. Ведущее рассказ Я уже не может адекватно классифицировать и оценивать существующее положение вещей, ракурс восприятия все время смещается. Та упорядоченная система отношений, которая принята в мире как стандарт, привычный, нормальный, раз и навсегда установленный, сменяется другой, той, которую раньше считали

отклонением, чем-то неправильным, ненормальным, случайным: стандарт становится отклонением, отклонение — стандартом.