Том 3. Ангел Западного окна

Невозможно отделить посюсторонне-имманентный мир от потусторонне-трансцендентного четкой и окончательной границей. Существует лишь одно абсолютно потустороннее пространство, недоступное внешнему вмешательству; оно покоится в себе самом, оно не проявлено, неуловимо, непознаваемо, не поддается никакому метафорическому описанию; эту сокровенную точку, отрицающую все мыслимые категории человеческого сознания, текст называет «Бог». Все остальные потусторонние пространства составляют вместе с посюсторонним миром единый абстрактный математический универсум. Такие пространственно-временные понятия, как: «верх», «низ», «Запад», «Восток», «под водой», «земные недра», «прошлое», «настоящее», «живое», «мертвое», для этих пространств всего лишь ничего не значащие метафоры из эмпирического мира, буквальное значение которых абсолютно неприменимо к реальному статусу универсума: и лучшим доказательством тому трагическая ошибка Джона Ди, идентифицировавшего «Зеленую землю» на Западе с Гренландией. Для описания метафизических пространств (зеленое царство Запада, подлунный мир Исаис, промежуточная, нейтральная полоса Липотина, потусторонняя реальность Елизаветы и герметический универсум Гарднера) привлекаются соперничающие между собой порядки, которые кажутся почти несовместимыми или, по крайней мере, с трудом соотносимыми: христианские, иудео-каббалистические, средневеково-алхимические, греко-ближнеазиатские, индо-тибетско-китайские мифологемы наслаиваются, пересекаются, противоречат друг другу, не говоря уже об авторских новациях, ибо Майринк является, пожалуй, самым выдающимся и глубоким мифотворцем нашего века. Порядков много, но что есть порядок порядков?

На первый взгляд мир, представленный в «Ангеле», — это совершенно особый, придуманный «заповедник». Тем не менее самые характерные его особенности имеют аналогию в философской и естественнонаучной мысли эпохи. Вообще, начало века — период весьма неоднозначных отношений между литературой и наукой: немало авторов, таких как Шницлер,

Музиль, Брох, Дёблин и Бенн, сами занимались наукой, что в определенной степени несомненно повлияло на структуру их творчества. Майринк тоже не остался в стороне от интеллектуальных тенденций того времени, он мог либо совершенно сознательно вступать с ними в дискуссию — психоанализ Фрейда, релятивистская теория Эйнштейна, либо же они всплывали в его творчестве лишь как случайные, неосознанные параллели: это лишний раз подтверждает итоговый характер «Ангела».

Раздвоение Я, половинки которого никак не могут найти друг друга и восстановить утраченное единство, проблемы идентификации, патологические состояния сознания, эротизация мира, сексуальные отклонения — первое, что здесь приходит на ум, это, конечно, Фрейд! Мужское и женское начала, слитые в одно Я, — сразу невольно вспоминаются рассуждения К. Г. Юнга об анимус и анима. Но прежде всего поражает обилие аналогий с современной физикой: дискретные единства, переходящие друг в друга не постепенно, а скачкообразно (Планк); неэклидовы искривленные пространства, в которых кратчайшим расстоянием между двумя точками является отнюдь не прямая; многомерные топологические поверхности с непредсказуемыми свойствами; релевантность положения наблюдателя и избранной системы координат; время как четвертое измерение и т. д.

В 1928 году появляется «Философия пространственно-временного учения» Рейхенбаха, в которой были систематизированы и внесены коррективы в эти фундаментальные понятия: фантастика Майринка куда ближе «революционному» мышлению атомной эпохи, чем любая реалистическая проза того времени. Взять хотя бы парадоксальный мир математической логики от Витгенштейна до Карнапа, включая сюда и Венский кружок, которая сознательно экспериментирует с отрицанием ранее признанных аксиом и вводит понятие «принципа верифицируемости», ведь, пожалуй что, у Майринка с этими «безумными» теориями не меньше родственных черт, чем с иной метафизикой, правда, и философские идеи таких величайших умов, как Бергсон и Хайдегтер, оставили свой след в его произведениях. Литература как интеллектуальный эксперимент: то, что натурализм только обещает, фантастика реализует.

Для правильного понимания «Ангела» чрезвычайно важно упомянуть следующее: в аналитической философии от Витгенштейна до Карнапа центральной темой, тесно связанной с новой физикой, становится проблема создания теоретических моделей, которые бы максимально корректно интерпретировали реальность, и проблема языка, которым эта последняя должна быть адекватно сформулирована. Каким образом то, что уже не является мыслимым, может быть выражено в категориях языка, — вот вопрос вопросов, релевантный как для квантовой механики, так и для прозы Майринка.