Впрочем, далеко не обо всем Гончаров мог говорить во весь голос. Находясь на военном корабле в качестве официального лица и притом в годы злейшей политической реакции, Гончаров, естественно, вынужден был обойти в своих путевых записках ряд теневых сторон жизни русского фрегата. Он не мог рассказать всей правды, например об адмирале Путятине, необузданном самодуре, создавшем на фрегате необычайно тяжелую атмосферу, о постоянных распрях Путятина с командиром «Паллады» И. С. Унковским, чуть было не закончившихся дуэлью, и пр. Равным образом Гончаров не распространялся и о бросавшихся ему, конечно, в глаза тяготах матросской жизни, понимая, что свирепая николаевская цензура устранила бы все неугодное правительству из его книги. Следует также учесть при этом и то влияние со стороны консервативной военщины, которое Гончаров, несомненно, испытывал во время плавания. Разумеется, офицерский состав «Паллады» был далеко не однородным, однако в нем преобладали реакционеры во главе с Путятиным, высказывавшие крайнее пренебрежение к народам Африки и Азии.
О том, что творилось за бортом русского военного корабля, Гончаров, естественно, мог говорить свободнее. За рубежами своей родины Гончаров наблюдал подъем капитализма, превращавшего отсталые в политико-экономическом отношении страны Африки и Азии в объекты своей колониальной эксплоатации. Это было время, когда капитализм вел ожесточенную борьбу (экономическую, дипломатическую и, наконец, открыто вооруженную) за установление мирового рынка и производства, рассчитанного на этот широчайший рынок сбыта. Капитализм протягивал свои щупальцы ко всем так называемым «свободным землям», подчиняя их себе путем грабительских захватов. Во главе разбойничьего, агрессивного капитализма стояла крупнейшая буржуазная держава того времени – Великобритания. На международную арену выходил тогда еще молодой, но уже наглый и опасный хищник – американский капитализм, который стремился подчинить себе страны Дальнего Востока и особенно Китай и Японию.
Гончарову прежде всего бросалась в глаза относительная прогрессивность капиталистического строя, уничтожавшего на своем пути феодально-крепостнические пережитки, боровшегося с косностью и инерцией во имя деловой буржуазной «предприимчивости». На родине Гончарова феодально-крепостнический строй был еще силен, хотя уже и подтачивался растущими в его недрах капиталистическими отношениями. В первом своем романе «Обыкновенная история» Гончаров без всяких колебаний предпочел «свободу» буржуазно-капиталистических отношений крепостнической скованности (образы Петра Ивановича Адуева в «Обыкновенной истории», а позднее и Штольца в «Обломове»). Излагая историю Капской колонии, он указывал, что в Южной Африке все в полном брожении и что «еще нельзя определить, в какую физиономию сложатся эти неясные черты страны и ее народонаселения». Гончаров готов был предположить, что в лучшем для «черных племен», населяющих эту колонию, случае они «как законные дети одного отца», наравне с белыми, будут «разделять завещанное и им наследие свободы, религии, цивилизации…» Сторонник постепенного прогресса в рамках существовавшего тогда строя, он писал, что «европеец старается склонить черного к добру, протягивает ему руку», что, цивилизовавшись, эти уже «недикие братья» европейцев смогут «сравняться… с своими завоевателями». Столь наивно рассуждая о кровавом процессе колонизации, Гончаров невольно оправдывал «насильственное занятие… англичанами Капской колонии».
Чем больше, однако, Гончаров путешествовал, тем отчетливее раскрывались перед ним эксплоататорские устремления европейских и северо-американских «цивилизаторов». Правда, он не понимал того, что явления эти характерны и типичны для капитализма, составляют существо строя в целом. Но он рассказал о них правдиво. Замечательный русский реалист, выше всего ценивший в художественном творчестве верное отображение действительности, Гончаров не раз говорил во «Фрегате „Паллада“» то, что противоречило его в общем положительному отношению к капитализму. Именно эти правдивые наблюдения над повседневным бытом зарубежных стран и определяют познавательную ценность «Фрегата „Паллада“».
На протяжении всей книги мы видим, как, вопреки многочисленным предрассудкам Гончарова, сказавшимся в целом ряде прямо ошибочных высказываний (напр., о китайском народе, о народах Африки и севера России и др.), большой талант прогрессивного русского писателя, еще недавно испытавшего на себе благотворное воздействие демократических идей Белинского, помогает ему во многом верно оценивать наблюдаемую им действительность.
Обратимся к более детальной характеристике самих очерков.