ИК:
Не думаю, что это так. Когда я делал перевод этих книг на русский язык, то, отраженный в них социокультурный период уже во многом был пройден, в том числе для тех людей, которые здесь у нас подобный образ существования уже вели. Это был постфактум. Скорее, экранная версия этого романа оказала куда большее влияние на идеологию определенной субкультуры. Книга появилась на русском гораздо позднее, когда весь этот героиновый пик остался в далеком прошлом. Не думаю, что мои переводы книг Уэлша были столь разрушительны, как вам кажется. Что же касается принятия решений, то я принимаю их под воздействием обстоятельств, как любой другой человек. Подворачивается чисто случайная ситуация в жизни, появляются люди, которые, например, предлагают заняться издательским делом. Однажды появились люди или возникли обстоятельства, которые подвигли меня сосредоточиться на переводах, хотя любительскими переводами я занимался еще в 1980-е годы. То есть происходят какие-то моменты в жизни, появляется какой-то человек, который предлагает заняться чем-то мне интересным. Иногда это ничем не кончается, даже если мне очень хочется заниматься каким-то определенным делом. Иногда это занимает меня на несколько лет. Это складывается под влиянием каких-то внешних обстоятельств, хотя в принципе есть и с моей стороны какая-то инициатива. Я ищу постоянно какие-то точки прорыва, болевые точки, на которых приложение усилий по воздействию на общество, по трансляции того сигнала, который в тебе содержится, достигает максимальной активности. Я постоянно ищу альтернативных ситуаций, где есть конфликт. Когда-то он был в музыке, сейчас там этого конфликта нет. Сейчас он есть в литературе. Основное поле обсуждения сегодня — это текст в самом широком смысле. Не только художественный. Вся жизнь интеллектуальной элиты центруется сейчас вокруг литературы, в гораздо меньшей степени возле театра, не говоря уже о каких-то пластических искусствах. А что будет дальше, очень трудно предсказать.ВП:
Как давно вы возглавляете издательство «Ультра. Культура»?ИК:
С самого начала, с момента его основания в 2002 году.ВП:
Молоденькое у вас даже по нынешним меркам издательство…ИК:
Ну как молоденькое? Я думаю, что все издательства в наше время, которые придерживаются определенной внутренней политики, которые не являются чисто коммерческими кооперациями, по определению могут быть только молоденькими. Долго им жить, наверное, и не следует. Ведь когда исчерпывается ситуация, нужно менять лицо. Вообще, я противник всяких дел на века в культурных обстоятельствах. Они очень быстро оборачиваются мертвечиной. Все должно жить недолго, эффективно, проекты должны сменяться один за другим.ВП:
Так сколько лет вы еще даете «Ультра. Культуре»?ИК:
Не знаю. Год. Два. Я имею в виду не людей в нем занятых, не самого названия издательства, а только мой интерес в этом проекте.ВП:
А вы не подумали о том, что создали издательство, собрали вокруг себя какой-то коллектив, а потом, когда для вас этот этап прошел, интерес утрачен, что делать коллективу, который остается?ИК:
Пусть продолжает работу. У нас ведь нет такой глобальной структуры, чтобы задаваться такими вопросами. Свободное собрание людей — расхотели, разбежались. Считаю, что малые коллективы должны быть все время подвижны. Очень смешно выглядят всякие рок-группы, которые справляют двадцатипятилетия, тридцатилетия, которые состоят в той же музыке просто потому, что больше они ничего не умеют и не могут по-другому зарабатывать деньги. Арт-проект, превратившийся в монумент, являет очень печальное зрелище.Вечный поиск нового
ВП:
Вы считаете, что «Rolling Stones» можно поставить на одни весы с «Машиной времени»?ИК:
Да нет. Глупость это ставить их на одни весы с «Машиной времени», с Джеймсом Бондом или конкурсом имени Чайковского. Это культурные институции. Они к искусству уже никакого отношения не имеют. Потому что все, что стало культурной институцией, перестает быть искусством в тот же момент, вообще перестает быть творчеством. Искусство от культуры именно тем и отличается, что культура — это воспроизводство одного и того же в одних и тех же формах, а искусство — это отказ от этих форм и разрушение…ВП:
Постоянный поиск чего-то нового?ИК:
Да, постоянный уход от присвоения. Любая форма, которая уже присвоена социумом, которая ритуально воспроизводится, сразу же теряет все свое мироизменяющее содержание.ВП:
Илья, скажите, почему вы выбрали еще более новое издательство для своей первой книги?ИК:
Да какое же оно новое? Может быть, новое только по названию, а по содержанию это часть «Софии». Разговоры об издании книги я начинал еще с «Софией». Другой вопрос, почему я не стал публиковать ее в своем издательстве? Потому что существует редакторская этика.ВП:
Но вас могли издать в любом большом московском издательстве. Да и питерцы с удовольствием, наверное, издали бы…