Том 3. Стихотворения, 1972–1977

Ракеты уже в полете, и времени вовсе нет,
не только, поскольку сам я скоро вовсе замлею,
но и для той легкомысленнейшей из небесных планет,
которая очень скоро не будет зваться землею.

А сколько все-таки времени?

                                            Скажем, сорок минут.
Сейчас они пролетают (ракеты)
                                                       друг мимо друга,
и ядерные заряды ядерным подмигнут,
и смертоносной метели кивнет смертельная вьюга.

О, если б они столкнулись, чокнулись там вверху,

ракета, ударив ракету, растаяла бы в стратосфере.
О, если бы антиракеты не опоздали, успели
предел поставить вовремя глупости и греху!

Но, словно чертеж последний вычерчивающий Архимед,

и знающий, и не знающий, что враг уже за спиною,
и думают, и не думают люди
                                                   про гонку ракет,
и ведая, и не ведая, что миру делать с войною.

«Все кончается травою…»

Все кончается травою.
Окружив живое,
мертвое продрав,
побеждает раса трав.

Прорастает сквозь другие расы,

все былое прободав быльем.
А другого не было ни разу
на пути, история, твоем.

Как узки дороги! Как бескрайни

степи, прерии и ковыли.
Бабочкой вдоль киноэкрана
пролетели мы по ним, прошли.

Между тем, трава, сникая к осени,

возникает сызнова весной,
как ее ни топчем и ни косим,
как ни сыплет снег, ни жарит зной.

Травы. Бесконечные оравы,

лавы наступающей травы
старше Рима, Аттики, Москвы,
и правее правых это право.

Главное, претензий нет:

гнут — сгибается,
как японец битый, улыбается,
улучит мгновенье — разгибается,
опрокидывает гнет.

Не прошло столетья —

заросло травою лихолетье,
и зеленой крепкой плетью
перешибло каменное зло.
Заросло.

«Будущее футуристов — Сад Всеобщих Льгот…»

Будущее футуристов — Сад Всеобщих Льгот,
где сбудутся сны человечества и его не разбудят.
Будущее футурологов — просто будущий год:
будет он или не будет.

Будущее футуристов — стеклянные дворцы

(они еще не знали, как холодно в них и странно).
Будущее футурологов — всеобщие концы:
заканчиваются народы, завершаются страны.

Будущее футуристов — полеты на луну

(они еще не знали, как холодно там и пусто).
Будущее футурологов — прикинь на машине, взгляну,
когда, по всей вероятности, изрубят меня, как капусту.

Те самые желтые кофты, изношенные давно,

сегодня воспринимаются как радости униформа.
И быстро, как скорый поезд мимо дачной платформы,
проносится истории немеющее кино.

«Распад созвездья с вызовом звезды…»