Том 3. Странники. Рассказы. Очерки (1942-1944)

Девчонка приостановилась, губы ее задрожали.

— Гоняйте кого другого, а то все Дунька да Дунька… Тьфу ты!.. — озлобилась она.

Плешивый дедка Павел, положив прялку с веретеном, слегка прищелкнул девчонку по спине:

— Ах ты, щенячья твоя лапа… Еще она в щеть идет… Я те! Мы для кого всей деревней-то трудимся? А? Для себя, чего ли? А?

— Дунька! — закричала старая Максимиха. — Беги-ка, девонька, спицу поищи.

Смирившаяся Дунька послушно сорвалась с места.

Рыжий кот, ласково помурлыкивая, ходил по столам, ластился к гостям, по-озорному шевелил шерстяные клубки лапой, вот он вскочил на загорбок дедке Нилу, впустил ему в спину когти.

— Брысь, фашистская твоя морда!.. — И дед сшиб кота на пол.

Ребятишки засмеялись.

Распахнулась дверь. Вместе с клубами морозного воздуха размашисто вошел в теплую избу огромный, широкоплечий дед Андрон и гулким басом поздоровался. Он весь был запорошен снегом. Дунька схватила веник, услужливо стала обметать старика.

— Ой, да и высок ты, дедушка, — суетилась она, вприскочку очищая его плечи.

Андрон присмотрелся к работе, сказал:

— Чего же вы над всякой ерундой-то ковыряетесь? Надо полушубки готовить. Григорьевна! — обратился он к председательнице. — А не худо бы тебе распорядиться, чтобы с каждого двора по овчине сюда тащили для фронта-то, либо по две. Оповести село-то. Согласны, жители? Я от себя три овчины подброшу. Надо постараться, жители. Не обеднеем. Согласны, нет?

— Согласны, согласны, дедушка Андрон! Дадим по состоянью, — отозвались люди. — Только кто шить-то будет? Шить-то надо с понятием, чтобы умеючи.

— Я буду шить, вот кто, — сказал Андрон. — Старуху засажу да двух снох. Ну да и вы пособлять будете.

Он сел к двери, закурил трубку, стал докладывать председательнице колхоза, сколько он выковал за неделю подков для лошадей, сколько поправил плугов и борон, сколько обтянул шинным железом колес. Андрона, этого работящего старика, слушали внимательно. Колхозники относились к нему с большим уважением.

Затем он собрал вокруг себя ребят, стал сказывать им сказки.

2

В Барабинской степи буран валом валит, а на Ленинградском фронте морозная безветренная ночь и небо в ярких звездах.

Внук деда Нила, краснофлотец Иван Петров, служивший в морской пехоте, все ближе и ближе надвигается на передовой окоп фашистов. В дело пошли двенадцать человек, Иван Петров за старшего. И случилось так, что крупный осколок мины ударил Петрова в левую руку. Раненый сразу же ощутил режущую боль. Затем, истекая кровью, он стал терять сознание.

Старый Нил вряд ли чуял, что в тот самый час, когда он сбросил на пол рыжего кота-фашиста, его любимый внук Иван Петров умирает среди снежного поля, под холодным светом звезд.

Но Иван Петров не умер. Очнувшись, он увидел себя в кругу своей братвы. Братва не выдаст!! Братва на смерть, на любую опасность пойдет, а своего выручит.

В городском госпитале, куда Петров был доставлен, обнаружилось, что, помимо ранения руки, у него перебито два ребра.

3

В Барабинскую степь пришло письмо. Оно было оглашено на очередном трудовом вечере у председательницы колхоза. Читала внучка дедки Нила — двенадцатилетняя Параня. Девчонка крепкая, кровь с молоком, вся в брата, и голос у нее звонкий, доходчивый.

Выздоравливающий Иван Петров, посылая поклоны родным и всему колхозу, описывал, как и при каких обстоятельствах был ранен. Теперь-то он поправляется.

Все приостановили работу и слушали Параньку внимательно, широко распахнув глаза. Даже рыжий кот навострил уши, сидя на краю стола и свесив к полу обгрызенный котами хвост. Дед Нил кривил рот, утирал кулаком слезы.

— «Драгоценные родные мои, матушка, дедушка, сестренка! И вы все, родные наши колхозники-хлеборобы! — звенел голосок Парани. — Так что я получил от советского правительства и от своего высшего командования медаль за храбрость. Порадуйтесь со мной вместе. Я со всей Красной Армией поклялся бить подлого врага всюду, пока не втопчем его каблуками на сажень в землю. Ну только и вы, родные мои, дорогие мои колхозники, не зевайте! Так что хлеба, хлеба и еще раз хлеба как можно больше для фронта вырабатывайте и всякой продуктовой всячины. Ежели в тылу разруха, то и армии туго будет, а тыл крепок, то и армия мощна, несокрушима. Так что вся наша палата в госпитале просит вас, дорогие колхозники, как можно усерднее трудиться, чему следует тридцать пять подписей, смотри в конце письма, а тридцать шестая подпись главного врача, он самый умный старик, представительный из себя, с большущей бородой и страсть какой до нашего брата добрый».

4