Том 38. Полное собрание сочинений.

Трудно ему было освобождаться отъ того суеврія науки, въ которомъ онъ выросъ и возмужалъ, и въ служеніи которому пріобрлъ выдающійся мірской успхъ, но я видлъ, что его живая, искренняя и нравственная натура невольно не переставая длала усилія для этого освобожденія. Внутреннимъ опытомъ извдавъ всю узость и, по просту, глупость матеріалистическаго жизнепониманія, несовмстимаго ни съ какимъ нравственнымъ ученіемъ, Николай Яковлевичъ былъ неизбжно приведенъ къ признанію основой Всего — духовнаго начала, и къ вопросамъ объ отношеніи человка къ этому духовному началу, т.-е. былъ приведенъ къ вопросамъ этики, которыми онъ и занимался все больше и больше въ послднее время.

Въ сущности вышло то, что Н. Я. сложнымъ и длиннымъ путемъ философской научной мысли былъ приведенъ къ тому простому положенію, признаваемому каждымъ, хотя бы и безграмотнымъ русскимъ крестьяниномъ, что жить надо для души, a что для того, чтобы жить для души, надо знать, что для этого нужно и чего не нужно длать.

Отношеніе Н. Я. къ длу, по-моему, было совершенно правильное, но, к сожалнію, онъ никакъ не могъ освободиться отъ того усвоеннаго имъ, какъ нчто нужное и цнное, научнаго балласта, который требовалъ своего использованія и, загромождая мысль, мшалъ ея свободному проявленію. Раздляя со всми «учеными» суевріе о томъ, что философія есть наука, устанавливающая основы всхъ, всхь другихъ истинъ, Н. Я., не переставая устанавливать эти истины, строилъ одну теорію за другой, не приходя ни къ какому опредленному результату. Большая эрудиція и еще большая гибкость и изобртательность его ума поощряли его къ этому. Главной же причиной безрезультатности этой работы было ложное, по моему мннію, установившееся среди научныхъ философовъ, раздлявшееся и Н. Я., убжденіе, что религія есть ничто иное, какъ вра въ смысл доврія тому, что утверждается тми или иными людьми, и что поэтому вра или религія не можетъ имть никакого значенія для философіи. Такъ что философія должна быть если не враждебною, то совершенно независимою отъ религіи. Н. Я. вмст со всми научными философами не видлъ того, что религія-вра, кром того значенія догматовъ, установленія слпого доврія къ какому-либо писанію, въ которомъ она понимается теперь, иметъ еще другое, свое главное значеніе признанія и яснаго выраженія неопредлимыхъ, но всми сознаваемыхъ началъ (души и Бога), и что поэтому вс т вопросы, которые такъ страстно занимаютъ научныхъ философовъ и для разршенія которыхъ строилось и строится безконечное количество теорій, взаимно противорчивыхъ и часто очень глупыхъ, что вс эти вопросы уже многіе вка тому назадъ разршены религіей и разршены такъ, что перершать ихъ нтъ и не можетъ быть никакой ни надобности, ни возможности.

Н. Я., какъ и вс его сотоварищи-философы, не видлъ этого, не видлъ того, что религія, не въ смысл тхъ извращеній, которымъ она везд подвергалась и подвергается, а въ смысл признанія и выраженія неопредлимыхъ, но всми сознаваемыхъ началъ (души и Бога), есть неизбжное условіе какого бы то ни было разумнаго, яснаго и плодотворнаго ученія о жизни, (такого ученія, изъ котораго только и могутъ быть выведены ясныя и твердыя начала нравственности), и что поэтому религія въ ея истинномъ смысл не только не можетъ быть враждебна философіи, но что философія не можетъ быть наукой, если она не беретъ въ основу данныя, установленныя религіей.

Какъ ни странно это можетъ показаться для людей, привыкшихъ считать религію чмъ-то неточнымъ, «не научнымъ», фантастическимъ, нетвердымъ, науку же чмъ-то твердымъ, точнымъ, неоспоримымъ, въ дл философіи выходитъ какъ разъ наоборотъ.