Религіозное пониманіе говоритъ: есть прежде всего и несомннне всго извстное намъ неопредлимое нчто: нчто это есть наша душа и Богъ. Но именно потому, что мы это знаемъ прежде всего и несомннне всего, мы уже никакъ не можемъ ничмъ опредлить этого, a вримъ тому, что это есть и что это основа всего, и на этой-то вр мы и строимъ уже все наше дальнйшее ученіе. Религіозное пониманіе изъ всего того, что познаваемо человкомъ, выдляетъ то, что не подлежитъ определнію, и говоритъ объ этомъ: «я не
Да, какъ ни странно это можетъ показаться людямъ, никогда не думавшимъ объ этомъ, пониманіе жизни какого бы то ни было язычника, признающаго необъяснимое начало всего, олицетворяемое имъ въ какомъ бы то ни было идоле, какъ бы неразумны ни были его понятія объ этомъ необъяснимомъ начале, такое пониманіе жизни все-таки несравненно выше жизнепониманія философа, не признающаго неопредлимыхъ основъ познанія. Религіозный язычникъ признаетъ нчто неопредлимое, вритъ, что оно есть и есть основа всего, и на этомъ неопредлимомъ хорошо или дурно строитъ свое пониманіе жизни, подчиняется этому неопредлимому и руководится имъ въ своихъ поступкахъ. Философъ же, пытаясь опредлить то, что опредляетъ все остальное и потому не можетъ быть опредлено, не иметъ никакого твердаго основанія ни для построенія своего пониманія жизни, ни для руководства въ своихъ поступкахъ.
Оно и не можетъ быть иначе, такъ какъ всякое знаніе есть установленіе отношеній между причинами и следствіями, цпь же причинъ безконечна, и потому явно, что изслдованіе извстнаго ряда причинъ въ безконочной цпи не можетъ быть основой міросозерцанія.
Какъ же быть? Гд же взять ее? Разсужденіе, т.-е. дятельность ума, не даетъ такой основы. Нтъ ли у человка еще другого, кром разсудочнаго, познанія? И отвтъ очевиденъ: такое, совсмъ особенное отъ разсудочнаго, независимое отъ безконечной цпи причинъ и послдствій, познаніе каждый знаетъ въ себ. Познаніе это есть сознаніе своего духовнаго «я».
Когда человкъ непосредственно самъ находитъ это независимое отъ цпи причинъ и слдствій познаніе, онъ называетъ это сознаніемъ, когда же онъ находитъ это общее всмъ людямъ сознаніе въ религіозныхъ ученіяхъ, онъ называетъ это познаніе, въ отличіе отъ познанія разсудочнаго, врою. Таковы вс вры отъ древнйшихъ до новйшихъ. Сущность всхъ ихъ въ томъ, что, несмотря на т, часто нелпыя, формы, которыя он приняли въ своемъ извращеніи, он все-таки даютъ воспринимающему ихъ такія независимыя отъ цпи причинъ и послдствій основы познанія, которыя одн только и даютъ возможность разумнаго міросозерцанія. Такъ что научный философъ, не признающій религіозныхъ основъ, неизбжно пoставленъ въ необходимость, вращаясь въ безконечной цпи причинъ, отыскивать воображаемую и невозможную причину всхъ причинъ. Религіозный же человкъ сознаетъ эту причину всхъ причинъ,
На-дняхъ ученый профессоръ объяснялъ мн, какъ теперь уже вс душевныя свойства сведены къ механическимъ причинамъ, «еще только сознаніе не совсмъ объяснено», говорилъ съ поразительной наивностью ученый профессоръ. «Мы знаемъ ужъ всю машину, только еще не совсмъ знаемъ, чмъ и какъ она приводится въ движеніе». Удивительно! Не сведено къ механическимъ процессамъ только (очень хорошо это «только») сознаніе. Не сведено еще, но профессоръ, очевидно, увренъ, что вотъ-вотъ на-дняхъ получится свдніе о томъ, что какой-нибудь профессоръ Шмитъ изъ Берлина или Оксенбергъ изъ Франкфурта открылъ механическую причину сознанія, т.-е. Бога въ душ человка. Разв не очевидно, что старушкаг
врующая въ матушку казанскую Царицу Небесную, не только нравственно, но умственно несравненно выше этого ученаго профессора?