«Это мы можем уточнить в бухгалтерии, — ответил Крахмалев. — Повторяю: вся беда в нехватке в районе наличных купюр, и это ненормальное явление приходится терпеть не одному Лукьянову. Такое же положение имеется и в других колхозах нашего района. Торговля не налажена должным образом, и внутри района у нас всегда не хватает наличных купюр. А что поделаешь? В назначенный нам день приезжает в райбанк мой кассир, а ему говорят: нету наличных купюр! Я беседовал с директором банка, и он мне разъяснил: в районе сами мы купюры не печатаем… Что же касается тех колхозников, которые построили себе дома, обзавелись мебелью и купили «Москвича», то тоже вношу ясность: да, точно, такие у нас есть. Это механизаторы, животноводы, работники высокой квалификации. Возьмем, к примеру, Илью Очеретько. У него и новый дом с гаражом, и свой «Москвич», и в доме культурно. Так ведь Очеретько — мастер на все руки: и комбайнер, и специалист по автодойке, и электрик. Ценнейший человек! Попробуй не выдай ему заработанное — сразу ультиматум. Его обижать нельзя…»
«А Лукьянова, выходит, можно?» — спросил Щедров.
«Лукьянов — человек сознательный, он свой колхоз не бросит», — не задумываясь ответил Крахмалев.
«Дмитрий Степанович, а почему вы не пошли в бухгалтерию или прямо к Крахмалеву и не потребовали свое, заработанное? — обратился Щедров к Лукьянову. — Потребовали бы так, как требует Очеретько и другие…»
«Как Очеретько? — переспросил Лукьянов. — Я так не могу. Совестно. Ведь колхоз для меня не чужой. А в бухгалтерию я ходил. Да как же потребуешь? Мне говорят, что нету наличных, а без наличных как же? Я и терплю».
«Что же, по-вашему, нужно предпринять?» — снова спросил Щедров.
«Пусть правление решает, им виднее. — Лукьянов развел руками. — А я так скажу: ежели нету наличности, то волей-неволей приходится ждать. Хлеб и что к хлебу у нас имеется, а в остальном как-нибудь обойдемся, потерпим. Затруднения временные и не чужие, а свои, их надо пережить».
Когда они, попрощавшись с Лукьяновым, уехали в правление, Щедров по дороге говорил:
«Все это, Степан Петрович, и грустно и невероятно. Человек живет в нужде и сознательно не жалуется, не ропщет на тех, кто не выдает ему заработанные им деньги. Да ведь это, Степан Петрович, наше с вами великое счастье, да и не только наше, что у нас есть Лукьяновы! А если бы их не было, таких честных и терпеливых? Если бы в «Октябре» были одни Очеретьки и не было бы Лукьяновых? Как бы вы тогда, Степан Петрович, руководили колхозом?»
«Сознаюсь, трудновато пришлось бы, это точно», — согласился Крахмалев.
«Вот и надо нам беречь Лукьяновых, может, еще больше, нежели мы бережем таких, как Очеретько».
Из правления он позвонил в Усть-Калитвинскую — Рогову. Попросил, чтобы исполком вместе с сельхозуправлением и банком подготовили материалы по расчетам с колхозниками.
Вспоминая о своей встрече с Лукьяновым, Щедров еще долго сидел над раскрытой тетрадью. Хотел что-то записать для завтрашнего выступления и не знал, с чего начать. «Скажу о Лукьянове, — записал Щедров. — Почему поборник колхоза стоит в стороне от общественной жизни? Над этим необходимо, задуматься. Может, эти неактивные Лукьяновы есть не только в «Октябре», а и в «Кавказе» и в «Заре». А то, что Лукьяновы нам нужны, что без их активности нам не обойтись, — факт неоспоримый. И поэтому постоянно думать о них, заботиться о них, об их активности — наш святой долг. Как сказал Лукьянов? «Мы своему колхозу не чужие…» «Если что случится — не подведу…» В этом-то и есть та новая черта, которой раньше в крестьянской душе не было. И, надо полагать, задача не только в том, чтобы беречь Лукьяновых, заботиться о них, а и в том, чтобы сделать из них людей деятельных, кто вмешивался бы в дела колхоза, кто не давал бы покоя таким, как Крахмалев. А то ведь что получается? Рядом с бескорыстной любовью к своему колхозу в душе Лукьянова живет этакое «непротивление». Думаю, что такое с Лукьяновым произошло потому, что мы все свое внимание отдаем одним, тем, кто к нам поближе, и забываем о других, таких, как Лукьянов. И, видимо, для того, чтобы Усть-Калитвинский стал бы передовым районом, нам необходимо активизировать Лукьяновых. С этого я и начну завтра свою речь…»
Щедров писал быстро. Он так увлекся своей работой, что не слышал, как Емельянов слегка приоткрыл дверь, постоял, покачал головой и ушел.
Глава 18