Том 4

— И Прокофьев о том же. А зачем лишний раз говорить, и так понятно. — Ванцетти на минуту задумался. — К моему имени в станице давно все привыкли, по фамилии никто меня не называет. Только одна моя жена, веришь, все еще не привыкла и зовет меня Ваней.

— Может, для нее Ваня — это Ванцетти, только ласкательно?

— Ваня, говорит, лучше. И весь ее ответ.

— Что же ты во мне приметил, в моей натуре? — спросил Щедров. — Или еще не успел?

— Что-то стал ты сильно молчаливым. Помню, в комсомоле таким не был. — Широкое лицо Ванцетти расплылось в улыбке. — Или постарел? Или про себя что переживаешь, душой болеешь, а высказать не можешь?

Дорога свернула вправо, асфальт оборвался. Колеса запрыгали по гравию, залитому гудроном, и «Волга» замедлила свой бег. Вдали показались тополя и крыши строений.

— Я тоже слышал, как ты разделывал Черноусова и Ефименко, — сказал Ванцетти, когда они въехали в станицу. — Так, из интереса зашел послушать.

— Ну и как? Понравилось тебе собрание?

— Ничего. Нормально!

— А моя речь?

Лично мне понравилась. Без строгости нельзя. Я хорошо знаю Черноусова и Ефименко — два сапога пара. Им надо не растолковывать, не разъяснять, а требовать, приказывать — тогда потянут. Тоже, как поглядишь, нехорошо, что Черноусов и Ефименко обличьем похожи один на другого. Вот мы зараз едем в Вишняковскую. Там председатель Николай Застрожный, а секретарь парткома Аниса Ковальчук, обличьем никак не схожи. Вот это, скажу тебе, настоящие вожаки — любо-дорого! Для них строгость и приказы не нужны. С ними можно беседовать по-дружески… А вот и Вишняковская! Красавица станица! И стоит на отвесном берегу, как на карнизе!

Глава 19

Старинная линейная станица Вишняковская раскинула свои улицы и сады по высокому берегу, как раз против леса, что поднимался за Кубанью темным заслоном. В округе Вишняковская славилась не столько вишнями и черешнями, сколько сахаристыми сортами арбузов. Их ели и летом, в пору созревания, когда арбуз с треском разваливался от одного прикосновения ножа, и всю зиму и даже весну — уже солеными. В станице не отыскать такого двора, где бы не стояли в погребе кадушки с солеными арбузами. У иных же дворов имелись не кадушки, а четырехугольные ямы, отделанные внутри цементом и с крышками. В эти ямы арбузы кладутся рядами, и каждый ряд засыпается чистым, привезенным с Кубани песком, и затем яма наполняется рассолом. В таких цементных сооружениях арбузы не продавливают себе бока, ибо лежат в песочке, и хранятся они столько, сколько нужно. Что же касается вкуса вынутых из ямы арбузов, то он ни с чем не сравним. Квашеная капуста — не то, совсем не то. Соленые огурцы или помидоры — тоже не то. Вишняковский арбуз, особенно тот, который пролежал всю зиму в песке, выглядит, скажем, в апреле таким молодцом, будто только что его, еще мокрого от росы, принесли с бахчи. За зиму соль проникла в сладкую мякоть так равномерно и в таких нужных дозах, что арбуз как бы заново наливался теперь уже сладковато-соленым соком. И разрезают их не так, как свежие — не продольными крупными ломтями, а узкими поперечными дольками. Полагается сперва отделить ножом и положить в рот янтарную сердцевину этой дольки, а потом уже срезать всю мякоть. И когда вы съедаете первую дольку, а за ней и вторую, из груди вашей невольно вырываются слова: «Ну и молодцы вишняковцы! Какой вкус! Какая прелесть!»

Арбузом собственного засола угощал Щедрова заместитель председателя колхоза Овчаров, мужчина немолодой, степенный, скуластое, грубо слепленное лицо его украшали колючие рыжие усы. Небольшие темнокожие арбузы он принес в цебарке. Они были мокрые, видно, с них только что смыли песок. На тарелки положил два арбуза, оба надрезал — попробуй любой, на выбор. И пока Щедров ножом умело посылал в рот те самые кусочки мякоти, которые цветом своим были похожи на чистейший рубин, Овчаров, поглаживая усы, сказал, что Застрожный, Ковальчук Аниса и главбух Журбенко еще на рассвете выехали в райотдел милиции по вызову Мельчакова, но что они скоро должны вернуться.

— Говоришь, Мельчаков вызвал? — переспросил Щедров, поглядывая на кусочек рубина, красовавшийся на кончике ножа. — Да, это не арбуз, а чудо! Моя мать, помню, тоже солила, но такого я еще не едал. Удивительный вкус! Как же, Овчаров, такое чудо приготовляется и сохраняется до весны? Можешь поведать мне об этом?