Октябрьский полдень. Полный штиль.При двадцатиузловом ходеПлывем на белом пароходе.Направо Готланд. Острый шпильНад старой киркой. Крылья мельницИ Висби, Висби вдалеке!..По палубе несется кельнерС бутылкой Rheingold'a в руке.За пароходом вьются чайки,Ловя бросаемый им хлеб,И некоторые всезнайкиУж знают (хоть узнать им где б?),Что «гений Игорь-Северянин,В Штеттин плывущий, нa борту».Все смотрят: где он? Вот крестьянин,Вот финн с сигарою во рту,Вот златозубая банкирша,Что с вершей смешивает виршу,Вот клетчатый и бритый бритт.Где я — никто не говорит,А только ищет. Я же в курткеСвоей рыбачьей, воротникПодняв, стремлю чрез борт окурки,Обдумывая свой дневник.Луч солнца матово-опалов,И дым из труб, что льнет к волне,На фоне солнца, в пеленеИз бронзы. «RЬ gen» без причаловИдет на Сванемюнде. В шестьУтра войдем мы в Одер: естьЕще нам время для прогулокПо палубам. Как дико гулокБасящий «RЬ gen»'a гудок!Лунеет ночь. За дальним ВисбиТемнеет берега клочок:Уж не Миррэлия ль? Ах, в высь быПодняться чайкой — обозретьОкрестности: так грустно ведьБез сказочной страны на свете!..Вот шведы расставляют сети.Повисли шлюпок паруса.Я различаю голоса.Лунеет ночь. И на востокеБроженье света и теней.И ночь почти уж на истеке.Жена устала. Нежно к нейЯ обращаюсь, и в каютуУходим мы, спустя минуту.