Том 4. После конца. Вселенские истории. Рассказы

Элизабет заблудилась. Она уже забыла о трупе, о его существовании, но тоска все росла и росла. И тогда она поняла, от чего она здесь тоскует. Это пронзило ее бедное, меняющееся неземное тело, как шаровая молния. Ее осенило, что она тоскует, потому что хочет Вечной Любви, благой и верной, чистой до конца времен. Надо было присмотреться. Шепот вокруг говорил о желании счастья. Об этом шептали все — и мертвые, и живые, и трупы, и прыгуны, и дети. Их тела исчезали, превращались в шары, откуда доносился писк, ум проваливался в бездны. Черная сперма разложения текла из полуоткрытых ртов, глаза горели, как огни ада, но все твердили одно: «Мы хотим счастья!»

«Как дико все-таки», — подумала Элизабет.

И действительно, все было дико, ибо уходило в пустоту распада, в пустоту, где даже мысли о Боге становились бессмысленными и ничтожными.

Но о счастье шептали все, уходя, исчезая, унижаясь. Одна Элизабет хотела Вечной Любви. Может быть, потому что она кричала там, на Земле, во сне отдыхая от заунывно-счастливых будней и работы. Элизабет еще раз огляделась вокруг. Копошение как вид жизни продолжалось. Оргазм был, но счастья не было.

Тогда Элизабет стала всматриваться вдаль: может быть, там есть Вечная Любовь. Ибо вокруг, где все исчезало, возрождалось, выло и суматошилось, затихая, не было надежды найти что-либо похожее на то, что можно было полюбить бессмертной, чистой любовью. А когда она там кричала во сне, внутри ее воя и зародилась эта смутная идея о Вечной Любви. Почему-то именно здесь в ней все это проснулось. Но некого было любить такой любовью. И она дико всматривалась в меняющийся страшный горизонт вдали.

И вдруг увидела там Глаз, скорее, некое подобие Глаза — в огненно-красной дали.

«Там, там, там, — почудилось в ее уме. — Там все! Туда!»

И она обнаружила, что движется — туда, в незнаемое пространство. Некое затмение в уме, и вот она в пустыне. Где Глаз и его обладатель? Там, там! И по мере приближения к нему Глаз исчезал, но она увидела фигуру на горизонте. Это Он! По мере ее приближения фигура все росла и росла; да, это был человек, но он лежал на земле, на земле ада.

Элизабет приближалась, и тело непомерно быстро росло, заполняя собой горизонт. Элизабет оглянулась и увидала, что недалеко от нее, по пустыне, в том же направлении идут люди. Туда, туда, к Нему. Гигантские руки его были раскинуты по земле, и Он лежал лицом на животе. Видно было непомерно распластавшиеся уши, похожие на крылья. Он был неподвижен.

И тогда Элизабет поняла, что это гигантский труп. Она ужаснулась, но, завороженная, шла к нему, как и другие люди-полупризраки.

— Кто это? — спросила мысленно у ближайшего к ней человека.

— Наш властелин, — был ответ.

«Властелин этого края», — отозвалось в уме.

Его раскинутые руки цепко, по-мертвому, держали, словно в объятиях, эту землю.

— Любовь искала, Вечную Любовь! Нашла труп! — беззвучно прошептала Элизабет. И по мере движения к трупу она стала каменеть и останавливаться. Шаги ее становились все тяжелее и тяжелее. Она с трудом повернула голову и увидела, что почти все люди в поле ее зрения остановились и тоже стали каменеть. Другие двигались, но все медленней и медленней…

Элизабет остановилась. Вдруг стала каменеть ее еще живая, пусть из тонкой материи, утроба, ей родная утроба, которую она раньше нежила по ночам. И постепенно все стало автоматическим, даже поцелуи детей или тайный секс.

Но все-таки! У нее было в молодости живое, трепетное тело, и она могла делать с этим телом все, что она хотела. Все было в ее власти. Что же будет теперь?

Вдруг стали каменеть ее нежные щеки; затвердели, как Смерть, и постепенно она превращалась в статую, оставалось еще, правда, личико. Начиналась новая, каменная жизнь. И все существа вокруг, а их было бесчисленное множество, превращались в статуи, замирая перед раскинувшимся вдали Трупом. И последними каменели глаза. Но — о чудо! У Элизабет глаза, только одни глаза, оставались живыми. Все каменело: лицо, губы, руки, но глаза оставались прежними — непомеркнувшими. Может быть, потому что она все еще ожидала Вечной Любви. И глаза статуи, называвшей себя Элизабет, истерически блуждали, останавливаясь то на Трупе, то на окаменевших фигурах вокруг. Мгновенно она вспомнила, как в молодости (там, на Земле) любила гладить свои колени и ноги, наслаждаться своей нежной кожей, млеть в теплой ванне. Вспомнила, как она вздрагивала всем телом от малейшего внезапного звука, боясь за себя, пронзенная до последней клеточки собственным существованием. Правда, потом все это ушло, задавили заботы, хлопоты.