Том 5. Калина красная

– Слушай, говорил Шукшин незадолго до смерти, – вот еще что: нам надо сделать с тобой фильм.

– Какой?

– Мы его втроем сделаем: я, ты и Лида. Это – тайга, там, в избушке, живет охотник. Приезжает муж с женой, начинается роман, ревность... Понимаешь? Потом он его убивает.

Мне предназначалась роль охотника, но кто кого должен был убить – забыл. Жаль, что не состоялось...”

Из воспоминаний Сергея Никоненко

“В 1968 году, в начале лета, Шукшин позвонил мне:

– Приезжай на студию, дело есть.

– Приеду. Когда?

– Прямо сейчас.

Прикатил на студию.

– Время есть? – спрашивает Василий Макарович.

– Время есть.

– Читай сценарий, – Шукшин дал мне сценарий фильма «Странные люди» и вышел.

Читаю – не верю, неужто он мне Чудика предлагает?

В голос пробую реплики... Волнуюсь, аж дрожу. А волнуюсь больше оттого, что на пробах завалить все смогу, от этого же самого волнения. И тут уж тебя никто и ничто не спасет. «Экран покажет», – говорят в кино. Успокаиваю сам себя, но успокоиться в одиночку не удается – роль, в старину б сказали, «бенефисная». Дочитал, попил воды...

– Чего скажешь? – придя, спросил Василий Макарович.

– Чудик? Мечтать можно...

– Ну, и утвержден.

Сказал, как отрубил.

– А пробы?.. – кисло заикнулся я, как об экзекуции.

– Характер пробовать будем. А играть эту роль тебе.

Как гору снял с моих плеч таким доверием. Словно крылья приставил.

– Не поленись, – говорит, – прикинь костюмчик. Сам выбери.

Я не поленился... Пошел в костюмерную, оделся. Что-то беру покороче, что-то подлиннее, ботинки стрепанные, шляпу нейлоновую, фотоаппарат через плечо повесил. Показываюсь Шукшину. Василий Макарович посмотрел, раскатился смехом и сказал:

– Вот тебе и проба. Молодец! Точно оделся.

Снимали фильм в деревеньке неподалеку от Владимира. Работалось легко, всяк свое дело знал и старался делать его как можно лучше, без паники и без надрывов. И даже люди со стороны или, как в кино называют, «с улицы», любопытствующие, очень легко переступали черту, разделяющую жизнь и искусство, когда их просили посниматься в массовке. Совсем невидимая была эта черта, насколько все было узнаваемым, родным, кровным.

Пока кинематографические службы готовятся к работе, режиссер сидит в сторонке, на бревнышках, вроде бы как и не у дел. Увидел меня, подмигнул, поманил рукой.

– Сергунь, видишь женщины сидят у крыльца? Попробуй, разговори их. Может, споют они нам, а мы их запишем. Для дела сгодится.

Пошел... Сам про себя думаю: «Зачем эти хитрости, к чему издалека подъезжать? Попросить их – они и споют...»

Подошел, поздоровался, как положено. Для начала попросил водички попить. Принесли квасу. Ядреного. С хреном. Попил. Сел. Про речку спрашиваю, про лес, про субботу, про баню...

Живые, отзывчивые, разговорчивые. В свою очередь интересуются нашей работой и что у нас за кино будет. Я им сценарий рассказываю – они переживают или смеются, и не понарошку, а взаправду, переспрашивают, когда путаются, на свою родню перекладывают, уже на людей реальных, выверяют по правде суровой, по жизни.

Я и сам не заметил, как женщины уже давно разговаривали не со мной, а с героем, которого я играю, с моим Чудиком. Вон, оказывается, где проходило золотое сечение режиссерского замысла Шукшина – в живом общении моего героя с реальными людьми. Так он работал со мной. К другим он находил иные «ключи» и «отмычки». И здесь, пожалуй, можно определить соль шукшинского режиссерского метода – и состояла она в том, чтобы пробуждать в каждом работнике коллектива инициативу. А без доверия и какого-то особого расположения съемочной группы к режиссеру этого не происходит. И актеры, и гримеры, и шоферы шли к Василию Макаровичу с идеями и предложениями, советами и просьбами, будучи абсолютно уверенными, что их душевный порыв никогда не будет опошлен, высмеян, но всегда будет выслушан самым внимательным образом, даже записан в рабочем сценарии, и если произойдет отказ, то он никогда не потушит искру творческого поиска.

Память перебирает счастливые встречи с ним, беседы при ясной луне... Сколько добра им посеяно! Светлая душа...”

Из воспоминаний Юрия Скопа

“В самую пору съемок «Калины красной» группа жила под Владимиром, в деревне, что ладно и домовито разлеглась за глазами, то есть чуток в стороне от натертой до маревца шоссейки, зовущей дивиться на древности Суздаля.

Сидели на старой и сохлой плоскодонке, что врылась одним концом в берег, и курили. А окрест было покойно и хорошо. Близкий и дальний разлив пространства манил неизвестностью, дымка вечерняя застила маленько ясность, но также и дополняла краски. Век бы не уходили отсюда...