Том 5. Переводы. О переводах и переводчиках

В промежутке был еще перевод Г. Шенгели (1947), очень точный, но тяжелый и натужный. Пострадать ему, однако, пришлось не за натужность, а за точность. Как многие помнят, И. А. Кашкин, прекрасный переводчик в практике, придерживался в теории несколько странного взгляда, что переводчик должен переводить не текст произведения, а ту действительность, которая отражается в этом тексте (это называлось «реалистический перевод»), и, стало быть, Шенгели совершил грубую ошибку, представив в «Дон Жуане» Суворова таким, каким его изобразил Байрон, а не таким, каким он нам близок и дорог. Об этом он написал в статье 1952 года «Традиция и эпигонство»[107]. По тому времени это звучало почти доносом; в другое время Шенгели, несомненно, вызвал бы Кашкина на дуэль, но тут он вместо этого пришел к С. В. Шервинскому, заведовавшему переводческой секцией Союза писателей, и потребовал устроить суд чести; и Шервинскому, по его словам, понадобилось несколько часов, чтобы вразумить Шенгели, что это будет для него же хуже.

В ЦГАЛИ, в фонде издательства «Academia», хранятся еще три перевода «Дон Жуана», оставшиеся неопубликованными (Ф. 629. Оп. 1. Ед. хр. 326а, 327, 328–331): два незаконченные, один почти полный. Ни один из них тоже не является чудом. Перевод Н. Гумилева и Г. Адамовича по установкам и результатам напоминает легкую Гнедич, а перевод М. Кузмина — тяжелого Шенгели. Но у них, особенно у последнего, была своя история, и довольно небезынтересная.

Как известно, «Academia» унаследовала издательский портфель горьковской «Всемирной литературы». Гумилев там был одним из членов редколлегии, сам много переводил и вел за собою в строю весь свой «Цех поэтов». Принципы стихотворного перевода у них были согласованы, Гумилев написал о них известную статью[108], один их коллективный перевод был издан («Орлеанская девственница» Вольтера, 1924), и все знают, что там невозможно ощутить швов между кусками того или иного переводчика. Изданы были «Старый моряк» Кольриджа в переводе Гумилева (1919) и «Кристабель» Кольриджа в переводе Г. Иванова (1923); готовы были и остались в архиве «Лалла Рук» Мура в переводе Г. Адамовича (Ф. 629. Оп. 1. Ед. хр. 1226) и ни много ни мало «Чайльд Гарольд» Байрона в переводе Г. Адамовича под редакцией Н. Гумилева (Там же. Ед. хр. 342; см. Приложение, c. 845–847). Вот тогда же, по-видимому, был начат и перевод «Дон Жуана». Гумилев перевел, и неплохо, пролог и первые 42 строфы I песни. Затем, по-видимому, он передал работу тому же Адамовичу (под своей редакцией), и Адамович, начав с 50‐й строфы I песни, довел перевод до конца III песни. Дальше дело не пошло. Гумилев погиб, Адамович и Иванов эмигрировали, неизданные их переводы так и остались неизданными (за исключением одного чуда — «Атта Тролля» в переводе Н. Гумилева[109]), а об изданных их переводах предпочитали не упоминать. Во «Всемирной литературе» «Дон Жуан» был переиздан в старом переводе П. Козлова; впрочем, перевод этот по сравнению с предыдущими изданиями сильно отредактирован, но кем — неизвестно.

Вот образец перевода Гумилева «Дон Жуана» — пролог к поэме, одно из самых знаменитых ее мест, с издевательством над Саути, ставшим из либерала официозом, и над министром Кэстльри, которого Байрон ненавидел всю жизнь. От комментариев мы воздержимся: всякий знакомый с подлинником сам заметит и удачный интонационный ход в строфе 3, и невнятицу в строфе 15, и многие более мелкие частности.