Примечание: Вот откуда „идеальное“ в любви, особенно первой любви, особенно у юных, что обычно оканчивается не достижением „тайны“, а… плотским актом, привычкой, скукой, новым „поиском“, что, идеальное, разлетается дымом, скрывается от нас, когда мы „засыпаем“, т. е. отдаемся земному. Отсюда, из этих двух начал в ней, – Даринька – нечеловеческая борьба с искушениями, ее томления и ее страдания. Ее „сны“ – проникновение в ее „реальность“ – ирреальность, как бы, из сна в явь, в ее „явь“. Мат. Агния, Крест, все сны, много. Голос, Молитва и ее сила. Видения „наяву“. Ее происхождение – от двух корней: в ней на две трети существа от святых, от духовности: на одну треть – от плотского, от страстей, от – крови. От прелюбодеяния – от смешения – смешения родилась, носительница двух начал. Начало плотское, страсти, красота, – все это в ней оболочка сна, сон, и потому она сомнамбула, – безвольна, готова отдаваться, часто на краю бездны – однажды уже упала в 4 главе – совсем юная, обольщенная, не сознавая. А духовное начало, мир, куда она тянется, – для нее – реальность самая
Эта страница
В маленькой записной книжечке Ивана Сергеевича остались записи, скорее краткие заметки, те вехи, которые он делал для себя, для дальнейшего развития, внутреннего творческого процесса, подготовлявшегося для 3-го тома
Иван Сергеевич в беседах с близкими и друзьями говорил о том, что в этом 3-м томе ему хотелось выявить многое из жизни Русских монастырей и русских старцев, их значение в русской культуре и в духовном их водительстве Русского народа в целом, а также и отдельных замечательных русских людей. Это же относилось и к Виктору Алексеевичу, и к Дариньке, которые, как видно, уже из 1-го тома романа, часто посещали Оптину Пустынь. На стр. 48 первого тома говорится: «Много лет спустя старец Амвросий Оптинский открыл ему глаза на тайну»… Эти слова относятся к самому главному, самому существенному, к тайне совершенного им – Виктора Алексеевича – греха, и значение этого акта «прозрения Света Истины через грех».
…«Сияющее утро мая, когда случилось „непоправимое и роковое“, Виктору Алексеевичу только впоследствии открылось, что это было роковое, – явилось в его жизни переломом: с этой грани пошла другая половина его жизни, – прозрение, исход из мрака. Уже прозревший, много лет спустя, прознал он в этом утре – „утро жизни“, перст указующий: то было утро воскресенья, „недели о слепом“, шестой по Пасхе. Так и говорил, прознавши: „был полуслепым, а в это ослепительное утро ослеп совсем, чтобы познать Свет Истины…“»
И открыл ему тайну эту, как выше сказано, – старец Амвросий Оптинский.
Вот III-й том, как рассказывал сам
В его заметках на страничках записных книжечек и просто на обрывках листов, несмотря на их несвязанность и даже случайность, явствует подготовительная работа к последнему тому
Вот оборванный лист – (1-ый лист), с пометкой:
24 апр. 1925 г. Капбретон:
«…Внутреннее, – часто бессознательное, – побуждение, что руководит мною в работе, – искать, наладить, показывать, и – тем самым
Внизу листа отметка: