Том 5. Стихотворения 1923

Степанида задвижку открыла на стук,
получила записку в руки из рук;
слов не слыша меж крысьего писку,
поднесла записку
         под лунный круг,
под луною
    читает записку.
Прочитала раз,
             перечла еще.
Под ногами
        от слез
         лужа.
Слезы радости мчат со всех щек.
Оказалось —
          записка от мужа.
«Степанида моя,
                Степанида-свет,
чтоб покончить с властью Советов,
выполняй досконально мой совет,
делай так-то…
         это и это…
Твой супруг
        Ферапонт Водкин».
А под Водкиным
         росчерк короткий.
А еще через ночь,
         в тот же час
              точь-в-точь,
не будить стараясь народа,
подкатила к калитке
         и целую ночь
разгружалась бесшумно подвода.

Протащили в окно
         пару длинных труб,
100 бутылей, скрытых корзиною,
протащили какой-то тяжелый куб
да еще
           кишки резинные.
Семь ночей
        из-за ставен горел огонек.
Уловило б чуткое ухо
за стеной возню
               да шарканье ног,
да печурку —
           пыхтела глухо.
Через семь ночей,
         через дней через семь,
вышла
           днем
        Степанида —
              другая совсем.
По губам,
    как игривая рыбка,
то и дело ныряла улыбка.

Самогонный дух

Через день
    столпился народ у ворот,
занят важным одним вопросом:
чем-то воздух несет?
         Разгалделся народ,
в удивлении тянет носом.
А по воздуху,
          сквозь весеннюю ясь,
заползая и в ноздри
         и в глотки,

над избой Степанидьей, дымком раскурясь,
вьется дух
    самогонки-водки.
Бывший пьяница Пров говорит:
              «Эге!
Не слыхал я давно запашочка».
Будто бес какой появился в ноге —
Прова
          запах
       тянет пешочком.
Прова запах
         за ногу ведет и ведет,
в ухо шепчет:
          «Иди!
         Разузнай-ка».
К хате Водкиной вывел,
             поставил,
                 и вот —
на крыльце
       появилась хозяйка.
А народ валит, —
         верь мне или не верь, —
то ль для вида,
             а то ль для принятия мер,
но к дверям Степанидина дома
даже Петр пришел
         милиционер,
даже —
    члены волисполкома.
Ярый трезвенник Петр
            растопырил рот,
выгнул грудь для важности вида
да как гаркнет:
             «Ты что ж!
              Разорять народ?
Али хочешь в острог, Степанида?»
А хозяйка в ответ:
         «Что пристал, как репей?!
Мужикам служу —
         не барам.
Мне не надо рублей —
            подходи и пей!
Угощаю всех
          даром».
Пров затылок чешет:
         «Не каждый, мол, день
преподносят такие подарки».

Пров шагнул,
          остальные за ним —
                 на ступень.
«Не умрем, чай,
              с одной-то чарки».
Выпил рюмку —
         прошла волшебством по душе.
По четвертой —
         пришло веселье.
И не рюмками —
         четвертями уже
лижут все даровое зелье.
Утро.
         Вышли все,
         не чуют земли.
Встали свиньями
                 на четвереньки.
С закоулков проселочных пыль мели:
бородища —
         мокрые веники.
Не дошли до дому ни Петр,
              ни Пров:

Петр в канаву слег,
         Пров свалился в ров.
Прова
          утром
        нашли в трясине —
щеки синему
          выгрызли свиньи.

Хмель