Ему нравился его номер в отеле; он был простой человек и предпочитал виски, пироги с рыбой и глубокое кожаное кресло бургундскому красному, голубой форели и изящной мебели в стиле Людовика XV. В отведенном ему номере из двенадцати комнат, занимавшем весь десятый этаж небольшого и мало кому известного отеля он выделил себе для личного пользования только скромную спальню, огромную гостиную, представлявшую собой сочетание конторы с гостиничным вестибюлем, большой стенной шкаф для напитков, второй шкаф, в котором помещались его тридцать семь костюмов, и ванную комнату, уставленную банками соснового экстракта, представлявшего единственное косметическое средство в его личном обиходе. Бэз мог явиться домой в парадном костюме, расцвеченном, как лошадиная попона, признанном триумфом лондонского портняжного искусства, но дома он предпочитал красные сафьяновые домашние туфли со стоптанными каблуками и выставлял напоказ свои красные подтяжки и трогательно-голубые резинки на рукавах. Подобному наряду гораздо больше соответствовала обстановка отеля, с которой он сроднился за годы, предшествовавшие его появлению в Белом доме, и которая была ему так же знакома, как дедовские закрома и провинциальные городишки. В остальных десяти комнатах занимаемого им помещения, полностью изолировавших его личные покои от коридоров и лифтов, день и ночь толпилась охрана. Попасть в комнату Бэза в этом его убежище было почти так же трудно, как проникнуть к арестованному убийце в полицейском участке.
— Мне кажется, Хэйк отлично справляется с военным ведомством, а, Ли? — сказал президент. — Само собой, если ты захочешь снова стать верховным маршалом…
— Мне ничего не нужно, — ответил великий государственный секретарь.
— Может быть, нам вернуть полковника Лутхорна и сделать его помощником Хэйка? Он большой дока на счет всяких мелочей.
На лице Сарасона отразилось некоторое замешательство — насколько самоуверенный Ли Сарасон вообще был способен испытывать замешательство.
— Как, разве вы не знаете? Лутхорна мы списали в расход десять дней назад.
— Что? Лутхорн убит? Почему мне не сказали?
— Мы полагали, что лучше держать это в тайне. Он был очень популярен. И очень опасен. Постоянно толковал об Аврааме Линкольне.
— Вот так и получается, что я никогда ничего не знаю. Даже газетные вырезки подвергаются обработке, прежде чем попасть ко мне.
— Мы не хотим вас беспокоить по мелочам. Вы это прекрасно знаете! Разумеется, если вы считаете, что я плохо организовал работу вашего секретариата…
— Ах, брось, не придирайся к слову, Ли! Я просто хотел сказать… Я, конечно, знаю, как ты стараешься оградить меня от второстепенных дел, чтобы я мог посвятить все свои силы высшим государственным проблемам. Но Лутхорн… Мне он чем-то нравился. Вечно выдумывал забавные штуки, когда мы играли в покер.
Бэз Уиндрип почувствовал себя одиноким — совсем как некий Шэд Ледью в своих апартаментах в гостинице, отличавшихся от его собственных только величиной. Чтобы забыть об этом, Бэз гаркнул с нарочитой веселостью:
— Скажи, Ли, ты когда-нибудь думаешь о том, что будет дальше?
— Конечно, нам с вами, кажется, уже приходилось об этом говорить.
— Черт возьми, но ты только подумай, каких мы можем наделать дел! Подумай только, Ли! А вдруг провернем Североамериканское королевство! — Бэз наполовину верил в то, что говорил, во всяком случае, на четверть. — Как тебе понравится стать герцогом Каролинским… или Великим Герцогом, или же — как там это называется — Великим Верховным Правителем ордена Лосей? А как насчет Объединенной Империи Северной и Южной Америки? Я мог бы тебя сделать королем — ну, скажем, королем Мексики. Как тебе это понравится?
— Весьма занятно, — машинально ответил Ли, как он всегда отвечал, когда Бэз начинал плести бессмыслицу.
— Но ты должен держаться меня, Ли, и не забыть, что я для тебя сделал. Да, не забывать этого.
— Я никогда ничего не забываю… Кстати, придется списать в расход или по крайней мере посадить в тюрьму также и Пирли Бикрофта. Этот изменник все еще считается вице-президентом Соединенных Штатов, и если он изловчится вас убить или низложить, то некоторые ограниченные люди, придерживающиеся буквы закона, будут считать его президентом.
— Нет, нет, нет! Он мне друг, что бы он обо мне ни говорил… подлая его душа, — прохныкал Бэз.
— Хорошо. Вы хозяин. Спокойной ночи, — сказал Ли.
Покинув обиталище президента, воплощавшее мечту какого-нибудь водопроводчика о рае земном, Сарасон вернулся в свой будуар, отделанный абрикосовым шелком, где он жил с несколькими красивыми молодыми офицерами ММ. Все это были ярые вояки, не лишенные, однако, вкуса к музыке и поэзии. С ними Ли не проявлял того бесстрастия, как в обществе Уиндрипа. Он либо сердился на своих молодых друзей и тогда пребольно их хлестал, либо у него начинался пароксизм покаяния, и тогда он целовал их раны. Журналисты, раньше как будто относившиеся к Сарасону благожелательно, говорили, что он променял зеленый щиток для глаз на венок из фиалок.