Минувшим же 24 днем святому в неизреченном терпении, нечестивый же Ковгадый, имея ядъ аспиденъ под устнами своими, пакы досажая души долготерпеливаго князя Михаила, повеле его привести и в торгъ в таковой укоризне, созва вся заимодавца и повеле святаго поставити на колену пред собою; величашеся безаконный властьми над праведнымъ и многа словеса изрече досадна праведному. Посем рече: «Ведая буди, Михайле, такъ царевъ обычай: аже будетъ ему на кого нелюбо, хотя от своего племяни, то таково древо въскладаютъ на него. Егда же царевъ гневъ минет, то паки в первую честь введетъ его. Утро бо въ предидущий день тягота сии отъидет от тебе, потомъ в болшей чести будеши». Възрев же, рече сторожемъ: «Почто не облегчите древа сего?» Они же рекоша: «Заутра или на другой день тако сътворимъ по глаголу твоему». И рече окаянный: «Поддержите ему древа того, да не отягчаетъ ему плещу». Тако единъ от предстоящих за нимъ, подъимъ, держаще, древо то.
Многу же часу минувшу о въпросехъ, а праведному ответы дающа; посемъ повеле вести вонъ блаженнаго. Ведше его, и рече слугамъ своим: «Дадите ми столецъ, да прииму покой ногама своима, беста бо отягчали от многаго труда». В то же время съехалися бесчисленое множество от всехъ языкъ, сшедшеся, стояще, зряху на святого. Рече же единъ от техъ стоящих ему: «Господине княже, видиши ли, селико множество народа стоятъ, видящи тя в таковой укоризне. А преже тя слышахом царствующаго въ своей земли. Абы еси, господине, въ свою землю шелъ». Блаженный же рече съ слезами, яко «позору быхомъ аггеломъ и человекомъ, и вси видящеи мя покиваша главами своими».[156]
И паки: «Уповаша на Господа, да избавитъ и, яко хощетъ ему, яко той есть исторгий мя ис чрева, упование мое от сесцю матере моея».[157] Въставъ, поиде к вежи своей и глаголя прочее псалма того; и оттоле бяше видети очи его полны слезъ, чюяше бо ся въ сердци, яко уже скончатися доброму течению.Бывшу же блаженному князю Михаилу в неизреченном томъ терпении, в таковой тяготе 26 дней, за рекою Терком, на реце на Севенци, под городом Тютяковымъ, минувши горы высокыя Ясския Черкаскыя, близъ вратъ железных.[158]
В среду рано повеле отпети заутреню, и канонъ, и часы. Сам же с плачемъ послушавъ правила причащения и рече попови, да бых молвилъВ той час окаянный Ковгадый вхожаще къ царю, исхожаше съ ответы на убиение блаженнаго Михаила. Се же чтяше: «Сердце мое смутися въ мне, и страхъ смерти нападе на мя».[163]
И рече попом: «ОтЕгда вожааху блаженнаго Михаила со царемъ в ловех, глаголааху ему слуги его: «Се, господине, проводницы и кони готови, уклонися на горы, живот получиши». Он же рече: «Не дай же ми Богъ сего сътворити, николиже бо сего сътворих во дни моя. Аще бо азъ, где уклонюся, а дружину свою оставя в такой беде, кою похвалу приобрящу, но воля Господня да будетъ».
И рече: «Аще бы ми врагъ Ковгадый поносилъ, претрьпелъ убо бых ему. Но сей ненавидяй мене велеречюетъ о мне и се ему несть изменения от Бога; аз же, Господи, уповаю на тя».[166]
И тако сконча псалом, и съгнувша Псалтырь, и дасть отроку.