Том 6. Западня

Последние слова пронеслись над собравшимися как унылое завывание бури. Г-жа Пютуа, пившая в это минуту вино, так расчувствовалась, что выронила стакан, и вино пролилось на скатерть. А Жервеза, похолодев от ужаса, прижала руку к губам, чтобы не закричать, и широко открытыми глазами смотрела на обоих мужчин, ожидая, что один из них замертво рухнет посреди улицы. Виржини и г-жа Бош следили за этой сценой с жадным любопытством. На свежем воздухе Купо сразу развезло, и он чуть было не свалился в канаву, когда попробовал замахнуться на противника. Лантье спокойно посторонился, даже рук не вынул из карманов. Теперь оба ругались на чем свет стоит, особенно хорохорился кровельщик, он обзывал Лантье грязной свиньей и грозил выпустить ему кишки. Слышны были яростные вопли, сопровождаемые такими гневными жестами, словно враги собирались перегрызть друг другу глотку. Жервеза, сама не своя, зажмурилась от страха; все это тянулось слишком долго, ей казалось, что мужчины вот-вот сцепятся, как собаки: уж больно неистово они бранились. Затем, ничего больше не слыша, она открыла глаза и обомлела: Купо и Лантье стояли и беседовали как ни в чем не бывало.

Голос г-жи Лера дрожал и прерывался, когда она приступила к последнему куплету:

И полумертвым подобрали
Наутро бедное дитя…

— Бывают же на свете такие негодяйки! — проговорила г-жа Лорийе, и все окружающие поддержали ее.

Жервеза переглянулась с г-жой Бош и Виржини. Неужели все уладилось? Купо и Лантье продолжали разговаривать, стоя на тротуаре. Они перебранивались, но уже вполне дружелюбно. Они называли друг друга «сукин сын», однако почти ласково. Заметив, что на них смотрят, они стали медленно прогуливаться взад и вперед по улице. Между ними, очевидно, завязался горячий спор. Вдруг Купо снова рассердился: по-видимому, Лантье отказывался от приглашения, заставлял себя просить. В конце концов кровельщик подтолкнул его и чуть не силком втащил в прачечную.

— Говорю же вам, это от чистого сердца! — кричал он. — Выпейте стаканчик… Мы же мужчины, ведь так? Мы-то всегда столкуемся между собой…

Госпожа Лера в последний раз повторила припев. Дамы подхватили хором, комкая в руках носовые платки:

Господь отца сиротке заменяет…

Певицу захвалили вконец, и она уселась на свое место, притворяясь совершенно разбитой. Г-жа Лера попросила налить ей чего-нибудь: она вкладывает столько чувства в эту песню, что боится, как бы у нее не порвался какой-нибудь нерв. Однако все взоры были прикованы к Лантье, который мирно сидел рядом с Купо и уплетал последний кусок торта, макая его в вино. Никто, кроме Виржини и г-жи Бош, не знал нового гостя. Супруги Лорийе чуяли что-то неладное, но ничего толком не понимали и на всякий случай приняли обиженный вид. Гуже, заметивший смятение Жервезы, искоса посматривал на незнакомца. Среди неловкого молчания Купо сказал просто:

— Это мой друг. — И прибавил, обращаясь к жене. — А ну, пошевеливайся!.. Налей ему горячего кофейку.

Жервеза смотрела то на одного, то на другого кротко и недоуменно. Сперва, когда муж втолкнул в комнату ее бывшего любовника, она схватилась за голову, точно во время грозы, при сильном ударе грома. Ей казалось это невозможным: сейчас рухнут стены и раздавят всех присутствующих. Затем, когда мужчины сели рядом, а кисейные занавески и те не шелохнулись, Жервеза вдруг нашла все это вполне естественным. От гуся ей было не по себе; должно быть, она немного объелась, и это мешало ей соображать. Ею овладела блаженная истома, она сидела, облокотясь на стол, и хотела только одного — чтобы ее оставили в покое. Бог ты мой, зачем портить себе кровь, когда другие и ухом не ведут, да и неприятности улаживаются сами собой, ко всеобщему удовольствию. Она пошла посмотреть, не осталось ли еще кофе.

В задней комнате дети присмирели. Косоглазая Огюстина пугала их всякими ужасами, а сама потихоньку таскала у них клубнику. Теперь ее тошнило, она побелела как мел и сидела молча, скорчившись на скамеечке. Толстая Полина задремала на плече у Этьена, который спал крепким сном, уронив голову на стол. Нана примостилась на коврике возле кровати, крепко обхватив Виктора за шею, и повторяла сквозь сон жалобным голосом:

— Ой, мама, больно… Ой, мама, больно…

— Еще бы! — прошептала Огюстина, голова которой бессильно опустилась на грудь.

Все ребята налакались, да и орали они не хуже взрослых.

При виде Этьена Жервезу что-то кольнуло в сердце. Комок подступил к горлу, когда она подумала, что отец ребенка сидит в соседней комнате, спокойно ест торт и даже не подумал поцеловать сынишку. Она готова была разбудить Этьена и на руках принести его к отцу. Но потом решила, что все сложилось к лучшему. Право же, нехорошо беспокоить гостей, да еще под конец обеда. Она вернулась с кофейником и налила стакан кофе Лантье, который, казалось, не обращал на нее никакого внимания.

— Ну, теперь моя очередь, — пробормотал Купо заплетающимся языком. — Каково? Меня оставили на закуску… Ладно, спою вам «Экая свинья!».