И Купо рассказал, что они случайно встретились на улице Рошешуар. А после обеда Лантье отказался от выпивки в кафе «Черный шарик»: уж коли у приятеля такая славная, порядочная жена, заявил он, ему не пристало шляться по кабакам. Жервеза слушала мужа, принужденно улыбаясь. Да нет же, она и не думала браниться, она была слишком смущена. После пирушки она все ждала, что опять увидит своего бывшего любовника; но в такой поздний час, когда она уже собиралась ложиться, нежданный приход обоих мужчин застал ее врасплох, и Жервеза дрожащими руками подбирала рассыпавшиеся волосы.
— Ну вот что, — продолжал Купо, — раз он посовестился выпить со мной в кафе, тебе придется поднести нам по рюмочке… Ей-богу!
Работницы давно ушли. Мамаша Купо и Нана только что легли спать. Жервеза уже запирала ставни прачечной, но, увидев обоих мужчин, бросила все как есть и поставила на стол стаканчики и початую бутылку коньяка. Лантье даже не присел и, разговаривая, избегал прямо обращаться к Жервезе. Однако, когда она наливала ему коньяк, он воскликнул:
— Только одну каплю, сударыня, прошу вас!
Купо поглядел на них и решил объясниться начистоту. С чего это они дуются друг на друга как индюки? Что прошло, то и поминать грешно, разве не так? Если по десять лет помнить старые обиды, то расплюешься, пожалуй, с целым светом. Нет, сам он не таков, у него душа нараспашку. Главное, он знает, с кем имеет дело — с хорошей женщиной и с хорошим парнем, — словом, с друзьями. И он спокоен: такие не подведут.
— Ну, понятно, понятно… — повторяла Жервеза, потупившись и сама не зная, что говорит.
— Она для меня теперь все равно что сестра, только сестра! — в свою очередь пробормотал Лантье.
— Так подайте же друг другу руки, чтоб вам пусто было! — вскричал Купо. — И плевать нам на сплетни! Когда у человека есть башка на плечах, он смыслит в жизни побольше любого миллионера. Главное дело — дружба, потому что дружба — это дружба, и лучше ее ничего не может быть.
— Ну, мне пора, — сказал он, — ведь я живу у черта на куличках.
Он уже вышел на улицу, когда кровельщик окликнул его и взял обещание запросто приходить к ним на огонек. Между тем Жервеза незаметно вышла из комнаты и тут же вернулась, толкая перед собой заспанного Этьена в одной рубашке. Мальчик улыбался и тер глаза. Но, заметив Лантье, он растерянно остановился и, дрожа всем телом, стал тревожно поглядывать на мать и на Купо.
— Узнаешь, кто это? — спросил Купо.
Мальчик молча опустил голову. Потом несмело кивнул, как бы говоря, что узнает гостя.
— Так не валяй дурака и поцелуй его!
Лантье ждал со спокойным достоинством. Когда же Этьен осмелился подойти, он нагнулся, подставил мальчику сперва одну щеку, потом другую и наконец сам громко чмокнул его в лоб. Тут только Этьен робко взглянул на отца, но неожиданно разрыдался и в полном смятении вылетел из комнаты, а Купо выругал его вслед, обозвав дикарем.
— Это он от смущения, — сказала Жервеза, тоже бледная и взволнованная.
— А вообще-то он смирный, послушный мальчик, — говорил Купо. — Я воспитал его в строгости, вот увидите… Он привяжется к вам. Пора ему привыкать к людям… Хотя бы ради мальчугана мы не можем оставаться в ссоре, ведь правда? Словом, нам давно пора помириться. Я скорее дам отрубить себе голову, чем помешаю отцу видеться с сыном.
И по этому случаю он предложил допить бутылку коньяка. Снова чокнулись. Лантье ничему не удивлялся и держал себя с завидным спокойствием. Перед уходом, желая отплатить кровельщику за любезность, он помог ему запереть ставни прачечной. Потом, похлопав рука об руку, чтобы стряхнуть пыль, он простился с супругами.
— Покойной ночи. Может, я еще захвачу омнибус… На днях непременно побываю у вас.