Том 6. Западня

— Я читаю отчет о заседании палаты, — пробормотал он наконец, не поднимая глаз. — Уж эти мне республиканцы, никудышние они люди, бездельники, больше никто! Неужели народ выбирает левых ради их медовых речей? Вот этот, к примеру, верит в бога и лижет пятки канальям министрам! Если бы меня выбрали депутатом, я поднялся бы на трибуну и сказал одно только слово: дерьмо! Да, вот мое мнение!

— А вы слышали, что случилось вчера вечером? — спросил Ненасытная Утроба, он же Бездонная Бочка. — Баденге подрался с супругой. Честное слово!

И повздорили-то они из-за пустяков. Баденге был под мухой.

— Да отвяжитесь вы с вашей политикой! — воскликнул кровельщик. — Читайте лучше про убийства, это куда занятнее.

И, заглянув в свои карты, он объявил тьерс от девятки и три дамы.

— У меня грошовый тьерс и три крали. Бабы так и липнут ко мне.

Еще раз опорожнили стаканы. Лантье принялся читать вслух:

— «Чудовищное преступление повергло в трепет всех жителей коммуны Гайон (департамент Сены-и-Марны). Сын убил заступом родного отца, чтобы украсть у него тридцать су…»

Приятели вскрикнули от ужаса. Такого подлеца надо тут же казнить, они с удовольствием поглядели бы, как ему отрубят голову! Нет, гильотины для него мало, его следует изрезать на мелкие кусочки. Сообщение о детоубийстве также привело их в негодование. Но шляпник заявил назидательно, что вся вина лежит не на матери, а на соблазнителе: если бы этот подлец не сделал несчастной женщине ребенка, ей не пришлось бы бросать младенца в отхожее место. Зато полный восторг вызвал подвиг маркиза де Т.: он возвращался после бала в два часа ночи, как вдруг на бульваре Инвалидов на него напали три проходимца; даже не сняв перчаток, маркиз расправился с двумя негодяями, ударив их головой в живот, а третьего отвел за ухо в полицию. Каково? Ну и молодчага! Жаль, право, что он из благородных.

— Послушайте теперь светскую хронику, — продолжал Лантье. — «Графиня де Бретиньи выдает старшую дочь за молодого барона де Валансе, адъютанта его величества. В качестве свадебного подарка он преподнес невесте больше чем на триста тысяч кружев…»

— А нам что за дело?! — перебил чтеца Биби Свиной Хрящ. — Мы не спрашиваем девок, какого цвета у них сорочка… Сколько бы кружев ни нацепили на эту крошку, лежать ей на спине, как и всем другим.

Видя, что Лантье собирается продолжать чтение, Ненасытная Утроба, он же Бездонная Бочка, вырвал у него газету и положил ее под себя.

— Ну нет, хватит!.. Пусть теперь погреется у меня под задницей… Бумага только на это и годится, — сказал он.

Но тут Бурдюк, заглянув в свои карты, победоносно ударил кулаком по столу. У него было девяносто три очка.

— У меня революция, — заявил он. — Мажорная квинта на крестях — крестей полон рот!.. Получается двадцать, так?.. Затем мажорный тьерс на бубнах — двадцать три; три короля — двадцать шесть; три валета — двадцать девять; да еще три туза — девяносто два… Да здравствует девяносто третий год — первый год Республики!

— Ты продулся в пух и прах, миляга! — закричали остальные, обращаясь к Купо.

Заказали еще два литра. Стаканы то и дело наполнялись, хмель все больше ударял в голову. К пяти часам собутыльники до того перепились, что Лантье, сидевший молча, стал подумывать о том, как бы дать тягу; он не любил, когда без толку драли глотку и лили вино на пол. Купо как раз встал, чтобы сотворить крестное знамение пьяниц. Он приложил два пальца ко лбу, потом к правому, к левому плечу и наконец к пупку, бормоча при этом: «Монпарнас, Менильмонтан, Куртиль, Баньоле», — и трижды ткнул себя под ложечку в честь Жареного кролика. Тут шляпник воспользовался оглушительным ревом, которым была встречена эта шутка, и незаметно улизнул из кабака. Товарищи даже не заметили, что он исчез. Лантье и сам хватил лишку. Но на улице он встряхнулся, обрел свою обычную самоуверенность и преспокойно вернулся в прачечную; дома он сообщил Жервезе, что Купо задержался с друзьями.