Том 6. Западня

Прошло два дня. Кровельщик не появлялся. Он пропадал где-то поблизости, но где именно, никто хорошенько не знал. Его видели у мамаши Баке, в кабачках «Бабочка» и «Промочи глотку». Иные уверяли, что Купо был один, а другие видели его в компании семи или восьми таких же пропойц, как и он. Жервеза пожимала плечами, заранее покорившись судьбе. Бог ты мой, придется свыкнуться и с этим. Она не из тех женщин, которые бегают за мужьями; если она и замечала его в кабаке, то обходила заведение сторонкой, чтобы не сердить Купо, и поджидала его дома, прислушиваясь ночью, не храпит ли он под дверью. Случалось, он валился спьяна на скамейку, на кучу мусора, засыпал на пустыре или просто в канаве. Наутро, еще не протрезвившись, он бежал очертя голову в кабак, стучал в запертые ставни винных лавок, и начиналась та же свистопляска: за рюмками следовали стаканы, за стаканами бутылки; он терял и находил приятелей, скитался неизвестно где и, совершенно обалдев, видел, как все плясало у него перед глазами; ночь сменялась днем, снова наступала ночь, в голове же сверлила одна и та же мысль: пить, опохмеляться и снова пить до бесчувствия. А когда он запивал, с ним уже ничего нельзя было поделать. Однако на второй день Жервеза отправилась в «Западню» к папаше Коломбу, чтобы справиться о муже. Да, Купо заходил сюда раз пять, а где он сейчас, никто не знает. Ей пришлось вернуться домой, захватив мешок, оставленный Купо под скамейкой.

Вечером, видя, что Жервеза расстроена, Лантье пригласил ее в кафешантан, просто так, чтобы немного развлечься. Сперва она отказалась: ей было не до веселья. В другое время она, пожалуй, и приняла бы его приглашение: шляпник держался с таким достоинством, что нельзя было заподозрить никакого подвоха. Казалось, он сочувствует ее горю и относится к ней прямо-таки по-отечески. Никогда еще Купо не пропадал на двое суток. И Жервеза каждые десять минут выходила из прачечной и, не выпуская из рук горячего утюга, смотрела, не идет ли муж. Ей не работается, говорила она, так и подмывает выглянуть на улицу. Если Купо попал под экипаж, сломал себе ногу, а еще лучше шею, поделом ему: она будет рада избавиться от мужа — у нее не осталось никакого чувства к этому подлецу. И все же невыносимо было все время думать, вернется он или не вернется. Вот почему, когда на улице зажглись фонари, а Лантье снова заговорил о кафешантане, Жервеза согласилась. Слишком глупо, право, отказывать себе в удовольствии, да еще когда муж где-то куролесит. Раз его нет, она тоже не останется дома. Пусть все идет прахом, уж очень ей опротивела эта проклятая жизнь.

Пообедали наспех. В восемь часов вечера, уходя под руку с шляпником, Жервеза велела мамаше Купо и Нана поскорее ложиться спать. Прачечная была заперта. Жервеза вышла через черный ход и отдала ключ от квартиры г-же Бош, попросив ее уложить Купо, если этот идиот вернется домой. Шляпник ждал ее в подворотне, он принарядился и стоял, насвистывая какую-то песенку. На Жервезе было шелковое платье. Лантье и Жервеза медленно шли по улице, прижавшись друг к другу, и когда они проходили мимо освещенных витрин, было видно, что оба улыбаются, тихо беседуя между собой.

Кафешантан помещался на бульваре Рошешуар; это было старое маленькое кафе, которое расширили, пристроив к нему во дворе дощатый барак. Над входом висели стеклянные фонарики, освещая арку в виде портика. Деревянные щиты с огромными афишами стояли прямо на тротуаре возле сточной канавы.

— Вот мы и пришли, — сказал Лантье. — Сегодня впервые выступает жанровая певица мадемуазель Аманда.

Вдруг он заметил, что тут же стоит Биби Свиной Хрящ и читает афишу. Под глазом у Биби красовался здоровенный синяк, — верно, накануне кто-то угостил его кулаком.

— А где же Купо? — спросил шляпник, глядя по сторонам. — Неужто ты потерял Купо?

— Давным-давно потерял, еще со вчерашнего дня, — ответил тот. — Они затеяли драку, уходя от мамаши Баке… А я не люблю потасовок… Все вышло из-за официанта: он хотел дважды получить за одну и ту же бутылку… Тогда я удрал от них и завалился спать.

Он все еще позевывал, хотя и проспал десять часов подряд. Впрочем, Биби уже протрезвился, но вид он имел ошалелый, а его старая куртка была вся в пуху: видно, он бухнулся в постель не раздеваясь.

— Так вы не знаете, где мой муж? — спросила прачка.

— Нет, понятия не имею… Было пять часов, когда мы ушли от мамаши Баке. Так-то… Верно, он пошел вниз по улице. Да, помнится, он забрел в кабачок «Бабочка» с каким-то извозчиком… Экие мы все дураки! Убить нас и то мало!