Том 6. Западня

Понятно, Купо некого было винить, кроме самих себя. Как ни тяжко приходится порой, всегда можно выкрутиться, если люди привыкли к порядку и бережливости; взять хотя бы Лорийе — они аккуратно вручают Бошу деньги за квартиру, завернутые в кусок грязной бумага; но, право, эти двое похожи на жадных пауков и одним своим видом могут отбить всякую охоту к труду. Нана еще ничего не зарабатывала в цветочной мастерской, зато немало тратила на себя. Жервеза была теперь на дурном счету у г-жи Фоконье. Она все больше теряла сноровку, работала спустя рукава, так что хозяйка перевела ее на сорок су — заработную плату неопытной гладильщицы. К тому же Жервеза была очень самолюбива, очень обидчива и всем тыкала в нос, что сама прежде имела прачечную. Она целыми днями не являлась на работу или же уходила, когда ей вздумается; однажды она пропадала две недели, разобидевшись, что г-жа Фоконье наняла г-жу Пютуа и ей, Жервезе, пришлось стоять у гладильного стола бок о бок со своей бывшей работницей. После подобных выходок Жервезу брали обратно только из жалости, и это ее еще больше озлобляло. В конце недели, разумеется, получка бывала не слишком велика, и Жервеза с горечью говорила, что этак настанет день, когда ей самой придется приплачивать хозяйке. Быть может, Купо иногда и работал, но, надо думать, дарил свой заработок правительству, потому что после возвращения кровельщика из Этампа Жервеза не видела от него ни гроша. Когда в дни получки он приходил домой, она уже не смотрела на него с надеждой. Он шел вразвалку, с пустым карманом и порой даже без носового платка. Ну да! Что ж тут особенного? Он потерял сопливник, а может, кто-нибудь из шутников-приятелей стянул его. Первое время он подсчитывал вымышленные траты, плел всякие небылицы: десять франков пришлось заплатить по подписному листу, двадцать выпали из кармана, вот через эту дыру, пятьдесят пошли на уплату каких-то долгов. Потом он вовсе перестал стесняться. Деньги уплывают, и кончено! Они у него не в кармане, а в пузе, таким манером он и приносит их хозяйке. По совету г-жи Бош, Жервеза не раз подстерегала мужа у выхода из конторы, чтобы забрать у него деньги еще тепленькими, но из этого ничего не получалось: приятели предупреждали Купо, и он засовывал получку в башмаки или другое укромное местечко. У г-жи Бош был особый нюх на этот счет, ведь муж не раз пытался утаить от нее монету в десять франков, чтобы угостить жареным кроликом своих добрых приятельниц; она обшаривала самые потайные уголки в его одежде и обычно находила заветную монету в фуражке, между козырьком и подкладкой. Ну нет, кровельщик не подбивал своих лохмотьев золотом! Он отправлял его прямиком в желудок. Не могла же, в самом деле, Жервеза взять ножницы и распороть ему брюхо.

Да, супруги Купо сами виноваты, если им живется все хуже и хуже. Но разве люди сознаются в этом, особенно когда они опустились на дно? Купо считали, что им не повезло, что сам бог прогневался на них. Теперь в доме у них не прекращались скандалы. Они только и делали, что грызлись. Правда, до драки еще не доходило, но иногда в пылу ссоры рука сама поднималась для затрещины. Самое грустное, что все их добрые чувства исчезли, улетели, как чижи из открытой клетки. Человеческое тепло, согревающее дружные семьи, где отец, мать и дети крепко держатся друг за друга, ушло от них, и теперь каждый дрожал от холода в одиночку. Купо, Жервеза и Нана были вечно раздражены, ругались из-за всякого пустяка, и глаза их горели ненавистью; казалось, будто лопнула какая-то пружина, испортился тот механизм, благодаря которому в счастливых семьях все сердца бьются как одно. Что и говорить, Жервеза уже не тревожилась о муже, как в былые дни, когда он работал у самого края крыши, на высоте двенадцати — пятнадцати метров над мостовой. Сама она не столкнула бы его вниз, но если бы он случайно упал, ну что ж, на свете одним лодырем стало бы меньше! Во время ссор Жервеза не раз спрашивала мужа, неужто его никогда не притащат домой на носилках? Она ждет не дождется такого счастья! Ну какой прок от этого пьяницы? Доводит ее до слез, объедает, толкает на дурную дорожку. Всех пропойц и бездельников надо поскорее свезти на кладбище, а потом поплясать на радостях! И когда мать вопила: «Чтоб тебе пусто было!» — дочь добавляла: «Чтоб ты сдох!» Читая в газетах о несчастных случаях, Нана говорила чудовищные вещи. Ну и везет же ее отцу: попал пьяный под омнибус и даже не протрезвился. Хоть бы он окочурился, подлец этакий!