Том 6. Западня

Жервеза ничего не ответила. Она вся дрожала. Очевидно, она говорила с подругой о Лантье, потому что Виржини отправила своего мужа и Гуже вперед. Затем обе женщины пошли с кровельщиком: они старались развлекать его, чтобы он не смотрел по сторонам. Слегка охмелевший Купо был возбужден не столько вином, сколько собственным криком. Видя, что женщины собираются идти по левой стороне улицы, он оттолкнул их и назло перешел на правую сторону. Они испуганно побежали за ним и постарались заслонить собою дверь в кабачок на углу. Но Купо, видно, уже знал, что Лантье обедает у Франсуа. Жервеза совсем растерялась, слыша, как он бормочет себе под нос:

— Еще бы, козочка, ведь здесь сидит твой старый знакомый! Не принимай меня за дурака… Погоди, получить на орехи, если застукаю тебя поблизости да увижу, что ты строишь ему глазки!

И Купо крепко выругался. Понятно, не мужа она разыскивала, не для него расфуфырилась и обсыпала рожу мукой — ради прежнего хахаля постаралась. Тут Купо обуяла дикая ярость против Лантье. Сволочь, разбойник! Он его выпотрошит, как кролика! Одному из них все равно не жить на белом свете. Между тем Лантье преспокойно уплетал телятину со щавелем, словно эти крики его вовсе не касались. Начали собираться зеваки. Наконец Виржини кое-как увела Купо, который сразу успокоился, едва они завернули за угол. Во всяком случае, все трое вернулись в прачечную уже не в таком веселом настроении.

Сидя вокруг стола, гости изнывали от нетерпения. Кровельщик пожал руки мужчинам и молодцевато раскланялся с дамами. Расстроенная Жервеза разговаривала вполголоса и усаживала приглашенных. Но вдруг она заметила, что место рядом с г-жой Лорийе так и осталось незанятым, ведь мамаша Гуже не пришла.

— Нас будет тринадцать за столом! — сказала Жервеза взволнованно, видя в этом новое предзнаменование подстерегающего ее несчастья.

Усевшиеся было дамы испуганно вскочили с места. Г-жа Пютуа сказала, что она предпочитает уйти — такими вещами шутить нельзя, — все равно она ни к чему не притронется, первый же кусок станет у нее поперек горла. А Бош только посмеивался: тринадцать человек лучше, чем четырнадцать, ведь каждому больше достанется, что ж тут плохого?

— Погодите минутку! — воскликнула Жервеза. — Я сейчас все улажу.

И, выбежав за дверь, она позвала дедушку Брю, который как раз переходил улицу. Старик рабочий вошел в комнату, как всегда сгорбленный, неповоротливый, безмолвный.

— Садитесь, голубчик, — сказала прачка. — Надеюсь, вы не откажетесь пообедать с нами?

Он только кивнул в ответ. Почему бы и нет, ему все равно.

— Пусть уж лучше он, чем кто-нибудь другой, — продолжала прачка, понизив голос. — Ему не часто случается есть досыта. Хоть разок полакомится… Да и нам не будет совестно пировать.

У Гуже даже слезы навернулись на глаза, до того он был растроган. Остальные гости тоже умилились и нашли поступок Жервезы превосходным; конечно, это всем принесет счастье. Только г-жа Лорийе, казалось, была недовольна своим соседом; она отодвигалась от него, брезгливо посматривая на его заскорузлые руки и на заплатанную линялую блузу. Старик Брю сидел понурившись, больше всего его смущала салфетка, лежавшая перед ним на тарелке. В конце концов он снял ее и осторожно положил на краешек стола: ему даже в голову не пришло расстелить ее на коленях.

Наконец Жервеза подала суп с вермишелью, и гости уже взялись за ложки, как вдруг Виржини заметила, что Купо снова исчез. Должно быть, он вернулся к папаше Коломбу. Тут вся компания возмутилась. Тем хуже для него, никто за ним больше не побежит, пускай торчит на улице, если не голоден. Но в ту минуту, когда ложки застучали по дну тарелок, появился Купо; он нес под мышками два горшка с цветами — левкой и бальзамин. Все захлопали в ладоши. Купо галантно поставил цветы справа и слева от прибора Жервезы, затем наклонился и поцеловал жену.

— Я позабыл о тебе, кошечка… Но это не важно, мы все равно любим друг друга, особенно в такой день, как сегодня.

— Нынче вечером Купо просто молодцом, — шепнула Клеманс на ухо Бошу. — Он выпил в самую меру, только любезнее стал.

Приятное обхождение хозяина восстановило веселое настроение, которое совсем было упало. Успокоенная Жервеза снова заулыбалась. Гости покончили с супом. Затем стали передавать друг другу литровые бутылки и выпили по первому стаканчику вина, чтобы протолкнуть вермишель. Из соседней комнаты доносился шум детской ссоры. Там обедали Этьен, Нана, Полина и маленький Виктор Фоконье. Ребят усадили за отдельный стол, наказав им быть паиньками. Косоглазая Огюстина подбрасывала уголь в печки и ела, поставив тарелку себе на колени.

— Мама! Мама! — вдруг закричала Нана. — Огюстина макает хлеб в подливку!

Жервеза прибежала в ту минуту, когда Огюстина силилась проглотить огромный кусок хлеба, пропитанный кипящим гусиным жиром, и чуть не обожгла себе рот. Прачка надавала ей колотушек, потому что эта чертова девчонка еще кричала, будто на нее возвели напраслину.