Том 7. Критика и публицистика

Столбов, поникнувших седыми головами,
Столбов у Тленности угрюмой на часах,
Стоящих пасмурно над падшими столбами –
Повсюду сумрачный Дедал в моих очах!
. . . . . . . . . .
. . . . . . . . . .
. . . . . . . . . .
  Дружины мертвецов гранитных!
  Не вы ли стражи тех столбов,
  На коих чудеса веков,
  Искусств и знаний первобытных
Рукою Сифовых начертаны сынов?..
  Как знать, и здесь былой порою,
  Творенья, может быть, весною,
Род человеческий без умолку жужжал –
  В те времена, как наших башен
  Главою отрок достигал,
  И мамонта, могуч и страшен,
На битву равную охотник вызывал!
Быть может, некогда и в этом запустенье
Гигантской роскоши лилось обвороженье:
Вздымались портики близ кедровых палат,
Кругом висячие сады благоухали,
Теснились медные чудовища у врат,
И мрамор золотом расписанных аркад
Слоны гранитные хребтами подпирали!
  И здесь огромных башен лес,
  До вековых переворотов,
  Пронзал, быть может, свод небес,
И пена горных струй, средь пальмовых древес,
Из пасти бронзовых сверкала бегемотов!
  И здесь на жертвенную кровь,
Быть может, мирными венчанные цветами,
  Колоссы яшмовых богов
Глядели весело алмазными очами…
Так, так! подлунного величия звездой
И сей Ничтожества был озарен объедок, –
  Парил умов надменных рой,
  Цвела любовь… и напоследок –
  Повсюду смерть, повсюду прах
  В печальных странника очах!
  Лишь ты, Армида красотою,
  Над сей могилой вековою,
  Природа-мать, лишь ты одна
  Души магической полна!
  Какою роскошью чудесной
  Сей град развалин неизвестный
  Повсюду богатит она!
Взгляните: этот столб, Гигант окаменелый,
  Как в поле колос переспелый,
К земле он древнею склонился головой;
  Но с ним, недвинутый годами,
  Сосед, увенчанный цветами,
  Гирляндой связан молодой;
  Но с головы его маститой
  Кудрей зеленых вьется рой,
  И плащ из листьев шелковитый
  Колышет ветр на нем лесной!
  Вот столб другой: на дерн кудрявый,
  Как труп он рухнулся безглавый;
Но по зияющим развалины рубцам
Играет свежий плющ и вьется мирт душистый,
  И великана корень мшистый
  Корзиной вешним стал цветам!
  И вместо рухнувшей громады
  Уж юный тополь нежит взгляды,
  И тихо всё… лишь соловей,
Как сердце, полное – то безнадежной муки,
То чудной радости – с густых его ветвей
  Свои льет пламенные звуки…
  Лишь посреди седых столбов,
Хаоса диких трав, обломков и цветов,
  Вечерним золотом облитых,
Семейство ящериц от странника бежит,
И в камнях, зелени узорами обвитых,
  Кустами дальними шумит!..
  Иероглифы вековые,
  Былого мира мавзолей!
  Меж вами и душой моей,
  Скажите, что за симпатия? –
Нет! вы не мертвая Ничтожества строка:
Ваш прах – урок судьбы тщеславию потомков;
Живей ли гордый лавр сих дребезгов цветка?..
  О дайте ж, дайте для венка
  Мне листьев с мертвых сих обломков!
  Остатки Древности святой,
  Когда безмолвно я над вами
  Парю крылатою мечтой –
  Века́ сменяются веками,
  Как волны моря, предо мной!
  И с великанами былыми
  Тогда я будто как с родными,
  И неземного бытия
  Призыв блаженный слышу я!..
  Но день погас, а я душою
  К сим камням будто пригвожден,
  И вот уж яхонтовой мглою
  Оделся вечный небосклон.
  По морю синего эфира,
  Как челн мистического мира,
  Царица ночи поплыла,
  И на чудесные громады
  Свои опаловые взгляды,
  Сквозь тень лесную, навела.
  Рубины звезд над нею блещут
  И меж столбов седых трепещут;
  И, будто движа их, встают
  Из-под земли былого дети,
  И мертвый град свой узнают,
  Паря во мгле тысячелетий…
  Зверей и птиц ночных приют,
  Давно минувшего зерцало,
  Ничтожных дребезгов твоих
  Для градов наших бы достало!
  К обломкам гордых зданий сих,
  О, Альнаскары! приступите,
  Свои им грезы расскажите,
  Откройте им: богов земных
  О чем тщеславие хлопочет?
  Чего докучливый от них
  Народов муравейник хочет?..
  Ты прав, божественный певец:
  Века́ веков лишь повторенье!
  Сперва – свободы обольщенье,
  Гремушки славы наконец;
  За славой – роскоши потоки,
  Богатства с золотым ярмом,
  Пото́м – изящные пороки,
  Глухое варварство пото́м!.