Том 7. Критика и публицистика

Безумец!  что за  грусть?  в  минуту разлученья
Чьи  слезы  ты  лобзал  на берегу родном?
            Чьи слышал  ты  благословенья?
Одно  минувшее  мудреным,  тяжким сном
            В  тот  миг душе  твоей  мелькало,
И  юности  твоей  избитый бурей челн,
И  бездны,  перед  ней  отверстые,  казало!  —
Пусть так!  но  грустно  мне!  Как  плеск угрюмых  волн
            Печально  в сердце  раздается!
Как  быстро мой  корабль в чужую даль несется!
О,  лютня  странника, святой  от  грусти  щит,
            Приди,  подруга  дум  заветных!
            Пусть в  каждом  звуке струн  приветных
К  тебе душа  моя,  о  родина, летит!

I

Пускай  на  юность ты  мою

Венец  терновый  наложила  —
О  мать! душа  не  позабыла
Любовь старинную  твою!
Теперь  — сны  сердца,  прочь летите!
К  отчизне  душу не  маните!
Там  никому меня  не  жаль!
Синей,  синей,  чужая  даль!
Седые  волны,  не  дремлите!

II

Как  жадно  вольной  грудью  я

Пью  беспредельности  дыханье!
Лазурный  мир!  в  твоем  сиянье
Сгорает, тонет  мысль моя!
Шумите, парусы,  шумите!
Мечты  о  родине,  молчите:
Там  никому меня  не  жаль!
Синей,  синей,  чужая  даль!
Седые  волны,  не  дремлите!

III

Увижу  я  страну  богов;

Красноречивый  прах  открою:
И  зашумит  передо  мною
Рой  незапамятных  веков!
Гуляйте  ж,  ветры,  не  молчите!
Утесы  родины,  простите!
Там  никому меня не  жаль!
Синей,  синей,  чужая  даль!
Седые  волны,  не  дремлите!

Тут есть гармония, лирическое движение, истина чувств!

Вскоре поэт плывет мимо берегов, прославленных изгнанием Овидия; они мелькают перед ним на краю волн,

Как  пояс  желтый  и  струистый.

Поэт приветствует незримую гробницу Овидия, стихами слишком небрежными:

Святая  тишина Назоновой гробницы
Громка, как дальний шум победной колесницы!

         О,  кто  средь мертвых  сих  песков

         Мне  славный  гроб  его укажет?
         Кто  повесть мук  его  расскажет  —
         Степной  ли  ветр,  иль плеск  валов,
Иль в  шуме  бури  глас  веков?..
Но  тише… тише… что  за  звуки?
Чья  тень над  бездною  седой
Меня  манит,  подъемля  руки,
Качая  тихо  головой?
У  ног  лежит венец  терновый (!),
В  лучах  сияет  голова,
Белее волн  хитон  перловый,
Святей  их  ропота слова.
И  под  эфирными  перстами
О  древних  людях, с  их  бедами,
Златая  лира говорит.
Печально струн  ее бряцанье:
В  нем  сердцу слышится  изгнанье;
В  нем стон  о  родине  звучит,
Как плач  души  без  упованья.

Тишина гробницы, громкая, как дальний шум колесницы; стон, звучащий, как плач души; слова, которые святее ропота волн… всё это не точно, фальшиво или просто ничего не значит.

Грессет в одном из своих посланий пишет:

Je  cesse  d’estimer  Ovide,
Quand  il  vient  sur  de  faibles  tons
Me  chanter,  pleureur  insipide,
De  longues  lamentations. ^{12}