Чюдо о кладязе
. И тогды у Веряжи вся вода высохла. Пойде понамарь по водицу къ церкви, ажь Михайла пише на песку: «Чашю спасениа прииму, имя Господне призову. Ту будет кладяз неисчерпаемый». И какъ обеднюю отпели и понамарь сказал игумену. И пойде игуменъ и Михайло на берегъ, и позри игуменъ, ажь писано на песку. И спроси игуменъ у Михайла: «Что, Михайло, писано на песку?» И Михайло глаголеть: «Чашу спасениа прииму, имя Господне призову. Ту будеть кладязь неисчерпаемый». И сътвори игуменъ и Михайло молитву. И покопа мало, и пойде вода опругомъ. И явися кладязь неисчерпаемый и до сего дни.По времени же не мале прииде князь Костянтинъ Дмитреевичь[318]
в монастырь къ Троице святой на Клопско благословится у игумена Феодосиа и у Михайла ехать на Москву. И молвит князь таково слово: «Зовуть мя братья». И Михайла рече ему: «На Москву будешь у своей братьи. А устрой нынечя в домъ церковь каменную Святую Троицу при собе, а Богъ тебе, чядо, устроить на небесехъ каменыа полаты невидимо».И рече князь Феодосию и Михайлу: «Ест ли у вас таковы мастеры?» И Феодосий рече ему: «Есть, княже». И посла игуменъ по мастеровъ, по Олександра, и по Ивана, и по Олисеа. И рече князь мастерамъ: «Можете ли ми сего лета устроити церковь камену?» И рекоша мастеры: «Можемъ, господине, а в ту церковь святого Николу, что на Лятке».[319]
И урядися князь с мастеры: и даст имъ задатка 30 рублевъ, а после имъ взяти 100 рублевъ да по однорядки.[320]
И хлебъ им ясти в трапезе оприщно наймитовъ.И князь хоче к Москве, и Михайло рече ему: «Жди до пути — будут по тебе, княже, честныи люди. А ты, княже, не забуди своего манастыря и нас, нищих. А мы, доколе светъ стоит, а за тебе Бога молимъ». А поехалъ князь на Москву к братьи, и приняли его с честью.
А в то время немоглъ владыка Иванъ 3 года,[323]
и взяша мужа честна у святого Спаса на Хутыне на владычество — Семиона.[324] И сведоша егоБысть налога на монастыре от посадника Григориа Кириловича.[326]
Приде Григорей в манастырь на Великъ день[327] къ церкви, к обедней, Святей Троици. И игуменъ, отпевъ обеднюю, да вышелъ из церкви. И посадникъ удръжа игумена и чернцовъ на манастыре. И рече посадникъ игумену таково слово: «Не пускай ни коней, ни коровъ на жары[328] — то земля моя. Ни по реки по Веряжи, ни по болотомъ, ни под дворомъ моимъ не ловити. А почнете ловити, и язъ ловцамъ вашим велю ногы и руки перебити».И Михаилъ рече посаднику: «Будеши без рукъ и без ногъ, мало в воде не утонеши!»
И посла игуменъ и Михайло ловцевъ на реку ловити и на болота. И вышелъ посадникъ, ажь ловци тоню волокут. И онъ пошол к ним, к реки, да и в реку за ними сам сугнавъ, да ударилъ рукою, да хотелъ другой ряд, такъ мимо ударилъ да палъ в воду, мало не утонулъ. Люди подняли его, пришедъ, да повели его, ано у его ни рукъ, ни ногъ, по пророчьству Михайлову.
И привезли его в манастырь порану. И Михайло не велел на манастырь пускати, ни кануна[329]
приимати, ни свещи, ни проскуры. И они поехали проч з грозбою: «Мы ся пожалуемъ владыце да Великому Новугороду, что вы за посадника не хотите молебну петь да канону и проскуръ не приимаете». И пошли къ владыце жаловатися и к Новугороду Яковъ Ондреановъ сынъ, Феофилат Захарьинъ сынъ, Иванъ Василъев.[330] И владыка послалъ своего протопопу да протодиакона к Михайлу и къ игумену: «Пойте за посадника молебенъ да обеднюю». И Михайла рече протопопу и протодиакону: «Молимъ Бога о всем миру, не токмо о Григорьи. Поездишь по манастыремъ, попросишь у Бога милости!»И поехал посадникъ по манастыремъ да почалъ давати милостыню, и по всемъ городцким манастырем ездилъ год да полтора месяца и нигде себе милости не обрелъ от Бога, ни в коемъ монастыри. Приехавъ, послалъ ко владыце: «Не обрелъ есми в монастырех собе помощи». И владыка рече ему: «Поедь нынеча в монастырь Святыа Троици да проси милости у Святыа Троици да у старца у Михайла».