Том 7. Звездные дневники Ийона Тихого. Из воспоминаний Ийона Тихого

Профессор провел детство в Мексике, натурализовался в Турции, где перешел из епископального вероисповедания в дзен-буддизм и закончил три университетских факультета, и, наконец, выехал в Лямблию, чтобы возглавить в Кулахарском университете кафедру сварнетики.

Настоящей его профессией было проектирование фабрик бройлеров, но когда он перешел в буддизм, то не смог перенести сознания тех мук, которым подвергаются на фабриках цыплята. Двор им заменяет пластиковая сетка, солнце— кварцевая лампа, квочку — маленький равнодушный компьютер, а свободное клевание— помпа, которая под давлением заполняет им желудки смесью из планктона и рыбной муки. Им проигрывают магнитные записи музыки, обычно увертюры Вагнера, которые вызывают у них панику. Цыплята начинают трепыхать крылышками, а это ведет к развитию грудных мышц, самых ценных в кулинарном отношении. Может быть, Вагнер и был той последней каплей, которая переполнила чашу.

В этих куриных освенцимах, говорил профессор, несчастные создания по мере своего развития передвигаются вместе с лентой, к которой прикреплены клетки, вплоть до конца конвейера, и там, так и не увидев в своей жизни ни клочка голубого неба, ни щепотки песку, подвергаются обезглавливанию, отвариванию и расфасовке в банки... Интересно, что мотив консервной банки то и дело появляется в моих воспоминаниях.

И вот, когда, будучи еще в Турции, Донда получил телеграмму следующего содержания: «WILL YOU BE APPOINTED PROFESSOR OF SWARNETICS OF KULACHARlAN UNIVERSITY TEN KILODOLLARS YEARLY ANSWER IMMEDIATELY COLONEL DROUFOUTOU LAMBLIAN BAMBLIAN DRAMBLIAN SECURITY POLICE»[64], он тут же ответил согласием, исходя из соображении, что о сварнетике узнает на месте, а трех его дипломов вполне достаточно, чтобы преподавать любую из точных наук. По прибытии в Лямблию Донда обнаружил, что о полковнике Друфуту давно уже никто не помнит. В ответ на расспросы все только смущенно покашливали. Однако контракт был подписан, а разорвав договор, новое правительство должно было бы выплатить Донде неустойку за три года, и поэтому кафедра была ему предоставлена.

Никто не расспрашивал нового профессора о его предмете, студентов у него было немного, после переворота тюрьмы были переполнены, и там, наверное, находился человек, который знал, что такое сварнетика. Донда искал этот термин во всех энциклопедиях, но понапрасну. Единственным научным подспорьем, которым располагал университет в Кулахари, был новенький, с иголочки, компьютер IBM, подарок ЮНЕСКО. Идея использования столь ценной аппаратуры напрашивалась сама собой.

Правда, и это не продвинуло решения проблемы. Обычную кибернетику Донда читать не мог — это противоречило контракту. Хуже всего (он признался мне в этом, когда мы продолжали ipeera в полутьме, едва отличая корягу от крокодила) были одинокие вечера в отеле, которые он коротал, ломая голову над тайной сварнетики.

Обычно сначала возникает новая область исследований, а потом для нее придумывается название— у него же было название без предмета. Профессор долго колебался между различными возможностями толкования и наконец решил остановиться именно на самой неопределенности, полагая, что новую отрасль лучше всего характеризует слово «между» (inter). С той поры в сообщениях, предназначавшихся для европейских журналов, он стал употреблять термин «интеристика», и последователей этой школы в просторечии стали звать «промежниками». Но только в качестве творца сварнетики Донда приобрел значительную и, увы, печальную известность.