Том 8. Чудесная жизнь Иосифа Бальзамо. Проза

Вернее всего, что все это он видит во сне. Свиньей и скрягой ему казалось особенно обидно оказываться. Он сказал – только завтра обязательно принеси.

– Обязательно. Спасибо, кум. Я всегда говорил, что ты не свинья, дай, я тебя поцелую.

И он наклонился, обдав капитана винным перегаром, затем вышел боком в двери. Когда он брал часы и брал ли их, Евграф Ильич не заметил и тотчас по уходе Кирьянова снова заснул, так что, когда он пробудился снова, он не знал хорошо, видел ли он сон, или все это было на яву.

Лишь когда он не мог нигде найти своих часов, он уверился, что посещение Кирьянова было действительностью, хотя последний как-то странно вел себя и разговаривал, а может быть, никакой странности не было, а все это показалось капитану спросонья после выпитого вина. Как бы там ни было, но часов Евграф Ильич не нашел и Домне Ивановне об этом ничего не сказал, решив не расстраивать ее прежде времени, а подождать следующего утра. Вдова Захарчук была несколько бледна и все пила квас, отказываясь от еды, о вчерашнем вечере отзывалась одобрительно, с приятностью вспоминая различные эпизоды, часть которых даже ускользнула от внимания Евграфа Ильича. Про часы как-то не вспоминала, чему был очень рад озабоченный и рассеянный капитан.

Конечно, читатель ни минуты не сомневался, что описанный случай с часами отнюдь не был сном, и поручик Кирьянов нисколько не похож на призрак. Спешим уверить его, что и слова поручика были правдивы и без всякой фальши. Семейство Стекловых действительно существовало, и действительно на следующий день после капитанской помолвки у них был назначен вечер, и Катя существовала, в чем мог бы вас удостоверить любой обыватель нашего города, особенно если ему не больше двадцати пяти лет, а еще лучше, если он воспитанник местного реального училища. Вы бы легко могли ее видеть летом на бульваре, зимой на катке, вы бы не обратили не нее, пожалуй, своего внимания, потому что она ничем не отличалась от прочих гимназисток, но было правдой и то, что поручик действительно за нею ухаживал и в этот вечер собирался нанести решительный удар отчасти при помощи капитанских часов. В одном он ошибся, это в том, что Стекловы будто бы ничего не знают о посылке от Павла Бурэ: Катя знала не только о существовании этого мужского украшения, но ей даже был известен внешний вид капитанского хронометра. Поэтому, только что Паша Кирьянов беззаботно вынул часики, показывавшие тоже не менее беззаботно половину девятого, как девица Катенька нежным голосом прощебетала: «Что это, у вас часы Маточкина?»

– Нет, это мои, простите.

«Покажите-ка?» – и барышня наклонилась, рассматривая венок из fleurs de Nice.

«Совершенно такие же, как у Маточкина, и тоже от Бурэ».

– Я выписал себе точно такие же, – проговорил Кирьянов, благодаря судьбу за то, что они сидели под густым кустом сирени, тень которой сделала незаметным густой румянец, покрывший щеки поручика. Неизвестно, поверила ли офицеру гимназистка насчет часов, но в этот вечер держалась львицей и бессердечной кокеткой. Потому вполне понятно, что Кирьянов, вместо того, чтобы нанести решительный удар, попросту напился и отправился с Завьяловым вторым в веселый квартал под красный фонарь, где вполне оценили обновку поручика, а его самого уже давно имели случай оценить.

Капитан, весь день трепетавший, как бы мысли Домны Ивановны не устремились на отданные часы, нарочно лег спать спозаранок, сославшись на нездоровье. Но сон не приходил сомкнуть его глаза: то ему представлялось, что невеста его ночью захочет еще раз взглянуть на неведомые цветы, вьющиеся по золотой крышке, то у него являлось беспокойство, что Паша часы потеряет, то он себя корил за то, что так легкомысленно расстался с ними, хотя бы на время, ставя это в какую-то таинственную и не сулящую ничего доброго связь с грозою, сопровождавшей его помолвку. Поистине никогда еще капитан не испытывал такого беспокойства и, в сущности, по таким пустякам. Как бы там ни было, как ни говорил здравый смысл Евграфу Ильичу, что расстраиваться не из-за чего, что Кирьянов, конечно, беспутный малый, но не вор и не мошенник, но заснуть он не мог до самого утра, то вставая, то снова ложась, то куря, то считая в уме до тысячи. Часов в семь он вскочил и, воспользовавшись отсутствием вдовы, ушедшей на базар, бросился на квартиру своего приятеля. Тот еще спал, разные принадлежности туалета валялись в живописном беспорядке окрест, но часов нигде видно не было, портсигар, зажигалка бульдогом, продранное портмонэ, – а часов нет.

«Верно, спрятал куда-нибудь» – утешил себя капитан и сел на стул у кровати дожидаться, когда Кирьянов проснется, так что первое, что встретил еще не совсем проснувшийся взгляд поручика, был капитан Маточкин, сидевший у его постели.

«Ты что, Граша?»

– Ничего. Часы-то целы?

«Фу, как ты меня напугал. Ну, разумеется, целы, что с ними делается. А я вчера здорово закутил».

– Где же?

«У Семеновны».

– Я спрашиваю, часы-то где?