Том 8. Под крышкой гроба

— Еще бы. Его отец и мой дед были смертельными врагами. Кросс родился, когда его отцу было шестьдесят с гаком. Был гнуснейший малец во всей округе. Стервец однажды прицепился ко мне, когда я помогал одной девчушке донести вещи до машины. Он был старше меня на восемь лет и приударял за ней. Решил разделаться с соперником. Ухажер дерьмовый..

— Это ты ему подложил петарду под автомобиль?

— Нет. Его я однажды треснул камнем по башке и дал деру. Только он меня и видел.

— Дружище, он отыгрался на твоих братьях. Это крупный стервятник. Миллионов у него навалом, и он спит и видит, как бы подгрести под себя вашу корпорацию.

— Пусть гребет.

— Но ведь он подгребет и твои десять тысяч.

— Как бы не так.

— Можешь мне не верить. — Эл отрезал себе еще ломоть колбасы и откусил от него с явным удовольствием. — Сам увидишь.

— Куда же подевались все деньги?

— Ты не знаешь своих двоюродных.

— Расскажи о них. Для того я и пришел.

— Да еще и платишь вперед. Отличный клиент. — Эл прожевал здоровый кусок колбасы, проглотил, рыгнул и запил все пивом. — Ну а теперь, как говорится, пусть скелеты вылезают из чулана.

— Как ты заметил, я твой клиент.

— О’кей, Дог. Была б твоя воля, а похороны мы организуем.

— Только без цветов.

— Само собой. Как ты помнишь, основной капитал остался в семье… по крайней мере, контрольный пакет.

— Пятьдесят семь процентов, — напомнил я.

— Именно. Согласно завещанию, Альфред и Дэннисон не имеют права ничего продавать.

— Верно.

— Каждому принадлежит по пятнадцать процентов, остальное отошло Веде, Пэм и Люселле. Надо же им было чем-то приманивать женихов.

— Да, — кисло скривился я. — Знаю, они их и подцепили. Кроме Веды.

— Помнишь ее главный порок?

— Игра в кости.

— И не только. Она добралась до игорных домов Лас- Вегаса, спуталась там с одной темной компанией из Нью- Йорка и с шайкой проходимцев, перекочевавших из Гаваны. Ты не можешь представить, до чего она докатилась, Дог. Эта сумасбродка просадила все, что у нее было, и даже то, чего не было. Сейчас она живет на проценты с какого-то мизера оставшихся бумаг. Если бы не это, ей пришлось бы горбиться за кусок хлеба.

— Идиотка. Никто не дал бы ей и цента, пойди она на панель, — пробормотал я.

— Не скажи. Ты ее давно не видел. Есть подозрения, что она и сейчас этим подрабатывает. Недавно Морри Шапиро уплатил все ее долги, а до этого Гамильтон, театральный деятель, помнишь? Она потрясная бабенка. Мозгов нет, но фигура… обалдеешь. Говорят, очень способная. Прямо секс-машина. Как старинный автомобиль— стиль, исполнение, цвет, все при ней, но устаревшая модель.

— Ну а что с Пэм и Люселлой? — спросил я.

— Все то же. Мужа Пэм, Марвина Гейтса, замели, когда он проворачивал одну крупномасштабную махинацию, и Пэм забрала его под залог. Выбора не было, либо уплатить за него долги, либо носить передачи. Пэм уплатила. Теперь у нее свой персональный жополиз, который не смеет рта раскрыть, пока она не укажет когда, где и как. Ты догадываешься, о чем я говорю?

— Еще бы. Я помню сексуальные пристрастия Пэм. Ну а Люселла?

— Чересчур роскошествовала. В один прекрасный день проснулась, а денежки уплыли. Остались одни воспоминания о Риме, Париже да Ривьере. А ее муж… этот, как его?

— Саймон.

— Да, Саймон… Так вот она продала его лошадей, гоночные машины и много чего еще. Он развелся с ней в Мехико и женился на какой-то богатой старухе. А Люселла сидит и перебирает свои фотокарточки, снятые в Риме, Париже и на Ривьере.

— Печально.

— Верно. Но типично. Не помню, кто сказал: одно поколение начинает засучив рукава, а другое кончает спустя рукава.

— Мудрый черепок.

— Сложность в том, что Альфред и Дэннисон ничего не знают об этой ситуации. Они пытаются выкрутиться, полагая, что все акции по-прежнему у сестер, и настаивают, чтобы они доверили им управление всем имуществом. Продавать больше нечего. У Альфреда и Дэнни тридцать процентов разваливающейся корпорации, а Кросс Макмиллан точит зубы, чтобы слопать все. Он уже приобрел приличный пакет у наследников акционеров-основателей. Я думаю, он скупит все через посредников.

— А может, и нет.

— Да брось ты, Дог. Эти твои воображалы сестры просадили все. Надо быть совсем простаком, чтобы позариться на то, что осталось. Это — труха, и никто не станет из-за нее тягаться с Макмилланом.

— Как сказать.

Эл вперился в меня. Маленькие бусинки его глаз, казалось, хотели просверлить мой лоб и заглянуть внутрь. И наконец, ему это удалось.

— Акции у тебя?

— Почему бы и нет? Ведь это — труха.

Эл не отводил от меня своих пронзительных глаз.

— Макмиллан тебя убьет.

Я молча улыбался.

— Ему все подавай…. Корпорацию, виллу на Мондо Бич, заводы. Он хочет успеть сквитаться с твоим дедом.

— Плевал я на Макмиллана.

— На него не наплюешь. Я тебе говорю, это — стервятник. У него есть деньги и власть. Для Макмилла- на корпорация Бэрринов — прихоть, игрушка. Он свой человек в международных финансовых кругах. Может купить все, что пожелает.

Глубоко затянувшись, я затолкал окурок в пустую пивную банку.

— Почти все. Верно, ты и об этом кое-что знаешь?