Том 8 (XIV - первая половина XVI века, переводная литература)

«Повесть» была издана в составе древнерусского хронографа (см.: Русский хронограф. Часть I. Хронограф редакции 1512 года // ПСРЛ. СПб., 1911. Т. 22. Ч. I), a также в книге: Троянские сказания. Средневековые рыцарские романы о Троянской войне по русским рукописям XVI—XVII вв. / Подг. текста и статьи О. В. Творогова. Коммент. М. Н. Ботвинника и О. В. Творогова. Л., 1972. С. 7—13, 70—77 и 197—207. (Сер. «Литературные памятники»). Для издания БЛДР заново подготовлен текст, сделан новый перевод и написан заново комментарий. В нем частично использованы наблюдения известного филолога-античника М. Н. Ботвинника (из комментария в издании 1972 г.), что во всех случаях оговаривается.

Текст опубликован по списку Хронографа 1512 года — РНБ, F.IV.178, 1538 г. Исправления, сделанные по списку РНБ, собр. Погодина, № 1443, выделяются курсивом. Выделены также два добавления и одно исправление по Хронике Константина Манассии (по списку РНБ, Софийское собр., № 1497), они оговорены в комментарии.

СТЕФАНИТ И ИХНИЛАТ

Подготовка текста, перевод и комментарии О. П. Лихачевой

ОРИГИНАЛ

СПИСАНИЕ СИФА АНТИОХА,[194] — ДРУЗИИ ЖЕ МНЕША, ЯКО ИОАНА ДАМАСКИНА,[195] ЗЕЛО ПЕСНОТВОРЦА, — ЕЖЕ О ЗВЕРЕХ,[196] НАРИЦАЕМЫХ СТЕФАНИТА, ИХНИЛАТА[197]

Притча пръваа. Въпрос царевъ. Царь индейскый въпрашаше некоего от своих философ, глаголя: «Хощу, яко да притчею покажеши ми, како лукавый муж льстивый, посреде себе вложивъ, въ вражду предлагаеть, еже посреде некых составленную любовъ же и дружбу».

Онъ же, въсприемъ, рече:

Глаголется, яко купець некый, многославенъ сы и житье доброволно по сотворению имы, и дети имы умовредны, не хотяше лености ради художство некоего рукоделиа навыкнути. И наказателными отець к ним беседоваше словесы, глаголя: «О чада, иже в житии сем възращаемы, 3 вещи требуем: доволно богатьство и славу от человекъ и получение благым онем, еже съ праведными. Си же 3 вещи инако не пребывають никомуже, точию 4-ми вещми: еже събирати богатьство мерами праведными и благословенными, и еже стяжаемая добре разстваряти и сматряти, таже раздаати от стяжаемых требующим, еже ползует в будущем житии <...> и еще же уклонятися от приключающих падений, елико по силе. Иже бо в коем от 3-хъ сих мимотечеть, никтоже ползуеть. Аще бо ни богатьство приобрящет, не возможет убо развращатися в житьи, ни же благодействовати кого. Аще убо богат будеть, не добре же житье растваряеть, скорее убо нищим сый причастенъ будет; аще бо и малоястие творить, не пребывающу им некоему приложению, по малу все богатьство его изнурится. <...>. Аще бо и богатьство притяжится, и в худо будет попечение его <не от сих же подасться, идеже подобаеть> нищь и имея таковае богатьство во истинну вменяется и повиненъ есть всякой погибели. Якоже сопусы разсыпаються,[198] егда же и в них вода умножаема бываше и исхожению путь не обрящеть».

Сих слышавше отроци наказание и покоришяся отеческому совету. И пръвый убо их на куплю посланъ бысть, имяше же съ собою кола, двоими телци влекома. И приклучися на пути в тине единому от телець углебнути. На него же устремися купець вкупе съ своими, възведошя и от кала, и нужи ради, яже подъят влеком, и изнемог и оставленъ бысть, ниякоже <...> могий ходити. И недоумениемъ одержим бывъ, и тихо походивъ семо и овамо, поле обрете травоносно и водно, в немже пребысть питаяся. Немьного еже посреде[199] и зело отолсте и отучне Телець и нача ргъма земьля рыти и велми рыкати <...>.

Пребываше же близ оного места царь некий Левъ. Бяху же у него животнии различнии родове: лвове же и медведи, волци же и лисици, и инии друзи. Левъ же бе возносливъ и гръдъ и скуденъ мудростию. Слышав телчее рыкание и убояся зело; и не хотяще боязни свое явити сущим под нимъ, сего ради стояше на едином месте, не проходя <...>. Бяху же тамо зверя два: единъ убо Стефанитъ нарицаемый, другий же Ихнилат. Обои различнии мудроумнии обычаи,[200] Ихнилатъ же лукавенъ бяше некако душею и много разуме вещем достизание <...>.

Онъ же рече Стефаниту: «Что се, друже, зрим Лва непреходна, яко леду померзьшу, и по обычаю некому же насиляющу?» Стефанит же рече: «Что тебе обещно таковым въпросом неподобным? Ничтоже нам прискорбно есть, ни тяготно, но вратом приседящие царя нашего, катадневную пищу[201] приемлюще, но несмы достоини о царех беседовати, ниже о них сматряти. Престани убо от таковых и познай, яко всяк <...> влагаяй себе в неподобнаа словеса и дела, постражет пификово.[202]

Глаголеть бо ся, яко пифик некый, видевъ древоделя древо цепяща двема клинома, яко потребы ради некыа древоделю отшедшю, уподобися пифик древоделю и на древо вседе и цепити е начинаше. Мудомъ же его въ древняа цепины вшедшим и клинъ невидением извлекшу, съключися древо,[203] и мудом его ятым бывшим. Малодушьствоваше же пифик, и древоделю дошедшу, и мучен бысть велми». <...>