Том 8 (XIV - первая половина XVI века, переводная литература)

Ихнилат же, се видевъ, позавиде ему. И не могий терпети завистью, объяви другу своему Стефаниту и рече: «Не дивиши ли ся, еже съдеях на себе — полезнаа бо Лвови съвръших, а себе улиших? И приведох ему Телца, и бысть мне изящен почестию». Стефанит же рече: «Что хощеши сътворити?» <...> Он же рече: «Хощу убо на первое достоание доити и настати. Подобает бо мудрому 3 сиа вещи дръжати: пръвое, убо пострада добра же и зла, разсматряти, яже суть повинна — добрым да гонит, злая же отбегати, таже настоащая добраа или злаа разсматряти, что хощет потом быти. Смыслих убо и азъ на пръвое свое достоание доити и настати. Но не обретох подобна пути такова, точию Телца убити: се бо мне полезно есть, обаче же и Лвови». <...>

Стефанит же рече: «Се видехом никое зло, прибывающе от Телчияго присвоения». Он же рече: «Левъ всь его есть, о прочих не радить. Шестьми бо вещми царь небрегом есть и ниизлагаеться: еже не искати полезнаа времени, но лютостью умякчатися; а идеже подобает кротети, ту сверепети; и еже не имети разумныа и верныа своа советникы; и еже страшити и крамолити своа люди; и еже побежену быти в безсловесных похотех; и побежену быти яростью, — к сим же разсматряти временнаа приложениа».

Стефанит же рече: «И како възможеши повредити Лва, много суща от тебе силнейша, многыа другы имуща и послушникы?»

Ихнилат же рече: «Не взирай на мое неможение и смирение: <...> мнози бо от силных немощными победишяся. <...>

Глаголеть бо ся, яко вранъ некый въгнеждашеся в некоем древе в горе и от некоего змиа на всяко время обидим бываше и птенца его снедаше. Яко убо множицею таковаа змию творяща. И шед вранъ к некоему другу своему зверю[211] и рече: “Хощу тебе советника сътворити: веси бо, каковая стражу от змиа. И мнит ми ся полезно быти мне приближитися ему спящу и очи его извертети”. Звер же рече: “Не добре советовал еси. Но промысли хитрость ину, еюже оного погубиши, ты же невредим пребудеши. Да не подобна постражеши жеравъв”.[212]

Глаголеть бо ся, яко жерав некый, при блате пребывая исполнену рыб и от них питаяся, състаревся и на лов не може подвизатися. <...> И гладом одръжим, достужи си. И поиде в некую гору, и въсходя обрете ежа въ своей скръби.[213] И еж же рече: “Почто печален еси и скорбенъ?” Он же, въсприем, рече: “И како не скорбя?[214] Пръвое пребывах при блате некоем и от рыб его питаяхся, многим и обильным сущим. Днесь же узрех два рыбаря приходяща на место то <...> и друг другу беседууще, како вся ту сущаа рыбы изловят”. И еж же, се слышавъ от жерава, приде къ рыбамъ и поведа им, яже слыша. Они же, шедше к жераву, реша: “Ныне хощем советника сотворити тя. Услышахом бо, яко рыбари неции хотяху изловити нас”. Жерав же рече: “Ни едино предлежит художство, точию еже преити от сего места во ино место пресенно и водно”. Рыбы убо рекоша: “Пренеси убь ты нас на таковое место, идеже доволну пищу обретше, избавитися предлежащеа беды”. <...> Он же рече: “Боюся, да не преже преложения вашего доидут рыбаре. Обаче елико ми есть мощно, се сотворю”. И начат с таковою притчею преносити по малу рыбы в некой горный брегъ и тамо ядяше их, другим рыбам мнящим, яко в порученное место преносить их. Въ един убо от дни умоли и еж жерава пренести того, якоже и рыбы. Приим его жерав и отнесе его на гору, идеже и рыбы снедаше, и советоваше и того снести. <...> Видевъ же ежъ кости рыбныа, тамо лежащаа, и разуме лесть, и в себе помышляше, яко: “Нужно смертен буду, аще противяся жераву или аще покоряся. Ныне смыслих, да не бесчестную смерть постражу: но или добре жити ми, или добре умрети, тако благоумному подобаеть”. И напрасно обзинув устнами жерававу шиу и нужно его удави.

Сего ради таковаа сказах ти, о вране, яко да увеси, яко враждууще неции некыа своими сетми яти бывают. Но подобает ти тако змиеву погыбель помыслити, яко да того погубиши, а сам без вреда пребудеши: и смотри долу женьскыа красоты честнейшиа и похоти ю, и, отнесъ в гнезде змиеве положи ю. Его же ради по ней последствуют неции, и обретше змиа, и убьют его. Еже и бысть. Тако бо сотвори вран и избавлен бысть от змиа».

Рече же Ихнилат Стефаниту: «Сиа ти сказах, да разумееши, яко мудрость есть болши крепости» <...>

Стефанит же рече: «Аще не бы противу мужеству мудръ, оставил убо бых тебе таковаа беседовати, но вкупе съ храбростью и разумен есть». Ихнилат же рече: «Истинну реклъ еси, яко таков есть. Но имам его ниизложити по искушению. Дръзаю бо и веруу многым вещем еже быша въ многых. Ибо заець лва ниизложил есть.