В подготовительных материалах к «Идиоту», а затем к «Подростку» и черновых вариантах «Исповеди Версилова» впервые разрабатывается Достоевским и символическая тема «о трех дьяволовых искушениях», позднее перенесенная в «Карамазовых», где она получила глубокую и сложную философскую нагрузку, став одним из стержневых мотивов главы «Великий инквизитор». В рукописях 1870-х годов несколько раз назван и ярко психологически обрисованный в романе образ юродивой Лизаветы Смердящей.
Закончив «Подростка», Достоевский писал в «Дневнике писателя» за январь 1876 г.: «Я давно уже поставил себе идеалом — написать роман о русских теперешних детях, ну и, конечно, о теперешних их отцах, в теперешнем взаимном их соотношении», характеризуя при этом роман «Подросток» всего лишь как «первую пробу» своей мысли (XXII, 7). Дальнейшими вехами в работе над этой темой явились замыслы неосуществленных романов «Отцы и дети», «Мечтатель» (1876) и, наконец, «Братья Карамазовы».
Особая роль в истории подготовки замысла «Братьев Карамазовых» принадлежит «Дневнику писателя» за 1876–1877 гг. Здесь стали для автора предметом предварительного художественного и публицистического анализа различные аспекты «детской» темы, столь широко и тревожно звучащей в романе (ср.: очерки о детском бале и о посещении детской колонии, рассказ «Мальчик у Христа на елке» — 1876, январь; анализ дела Кронеберга — 1876, февраль, и родителей Джунковских — 1877, июль-август, гл. 1 и т. д.),[39]
проходящие через весь «Дневник» темы разложения дворянской семьи, экономического упадка и обезлесения России, обнищания русской деревни, роста деревенской буржуазии, темы суда, адвокатуры, русской церкви и сектантства и современного их положения, тема всеобщего «обособления» как характерной черты нынешнего общества (1877, июль-август, гл. 2), тема католицизма в его взаимоотношениях с Римской империей и современной буржуазной государственностью, с одной стороны, и социалистическими учениями XIX в. — с другой (1877, январь, гл. 1; сентябрь, гл. 1 и др.), наконец, темы Западной Европы и России, ее прошедшего, настоящего и будущего, символическим выражением которых являются три представленных в романе поколения. В рабочих тетрадях Достоевского, содержащих подготовительные материалы к «Дневнику писателя» за 1876 г., встречаются записи, непосредственно ведущие к «Карамазовым», — например: «Великий инквизитор и Павел. Великий инквизитор со Христом. В Барселоне поймали черта» (XVII, 13). На страницах «Дневника» предвосхищены в беглых зарисовках и некоторые отдельные характеры будущего романа: в этом смысле особенно существенна глава «Приговор» (октябрь, гл. 1, § IV); приведенное здесь рассуждение «идейного» самоубийцы содержит, как неоднократно указывалось, зародыш аргументации Ивана Карамазова в богоборческой главе «Бунт» пятой книги «Братьев Карамазовых» «Рrо и Contra», a самое заглавие этой книги повторяет более раннее название § II из главы 2 «Дневника» за март 1877 г.В письме к X. Д. Алчевской от 9 апреля 1876 г. Достоевский охарактеризовал «Дневник» как необходимую для подготовки к созданию будущего романа творческую лабораторию. «Готовясь написать один очень большой роман, — писал он, — я <…> задумал погрузиться специально в изучение не действительности собственно, я с нею и без того знаком, а подробностей текущего. Одна из самых важных задач в этом текущем для меня <…> молодое поколение и вместе с тем современная русская семья, которая, я предчувствую это, далеко не такова, как всего еще двадцать лет назад…» (XXIX, кн. 2, 78).
Важнейший документ из предыстории формирования философско-исторической проблематики романа, выраженной в главе «Великий инквизитор» — «кульминационной точке» романа, по авторскому определению, — ответное письмо Достоевского от 7 июня 1876 г. на запрос, обращенный к нему читателем «Дневника писателя», оркестрантом С.-Петербургской оперы В. А. Алексеевым, с просьбой разъяснить смысл слов о «камнях» и «хлебах», употребленных в майском номере «Дневника писателя» за 1876 г.