Том 9 (Конец XIV - первая половина XVI века, подъем общественного значения литературы)

Елма же неции, отъ самолюбия и славолюбия ослепляеми, глаголють: како и откуду питаются, любяще съвръшено нестяжание, — азъ и сие покажу имъ, поне же сами волею слепотуют къ евангельской истине, от самолюбия и славолюбия побеждаеми. Не слышасте ли, о предобрии, Спаса нашего Исуса Христа, глаголющаго священным учеником своимъ: «Не пецетеся душею вашею, что ясте и что пиете, ниже телом своимъ, въ что облечетеся. Взыскуйте же преже царствия Божия и правды его, и сия вся приложатся вамъ».[600] Сию владычнюю спасителную заповедь и поучение съблюдающе, они не пекутся, како пристяжут изъобилие имений, и стяжаний, и стада всячьскых скотовъ, ниже велия съкровища на земли, злата и сребра. Едино у них преизобилно стяжание и съкровище неистощаемо есть — прилежнейше съблюдение и скончание всехъ евангельскых заповедей, имиже скоро и удобь исправляется у них главизна добродетелей — любовь, яже къ Богу и ближнему своему, еяже ради день и нощь тружаются въ святыхъ Писаниихъ, ими же просвещаеми паче и паче разжигають себе углие божественых желаний, от нихже двизаеми и възставляеми млъчати не тръпять слово спасително и учително еже о славе Божии, и учяще беспрестани въ церкви люди Господня, и сведетелствующе всякому человеку неисчетное человеколюбие и благость яже къ живущим, якоже угодно есть Богу, и свое спасение страхом его съвръшающим; такожде възвещающе и нестерпимый его гневъ и ярость яже на прогневающая безпрестани неизглаголанное его длъготръпение всякыми беззаконии, и неправдовании, и студодеании. Таковых убо себе дающе беспрестани людем и акы чадолюбивии отцы пекущеся безпрестани о спасении многых, честни бывают всемъ вкупе и любими, егоже ради съ всякым благодарениемъ и добрымъ изволениемъ прилагають имъ вседневную пищу и прочяя, елика къ житию потребна суть.

Но добро мне поведати вамъ и образъ подаанию: есть бо не худаго смиреномудриа показание. По вся дни настоятель обители отпущаеть мниха два, имуща кождо мехъ лняной, на левом плече висящь, иже, вшедше въ град, объходят домы, сущыя въ единой улици, и просят о имени Господни хлебы на братию, и, наплънивше мехы чистых пшеничных хлебовъ, возвращаются въ обитель свою. Симъ образом по вся дни добывают себе вседневную пищу, пременяюще улици градскыя. И просящеи кыи и какыя? Иже дотоле благороднии и пребогати, подражающе Господне убожество, волею обнищаютъ и без стыда служат потребамъ своея обители, кроме роптания и размышлений. А смиреномудрие игуменъ ихъ и еже на обеде благочиние кто, слыша, не ужаснется? Несть видети у них жезлъ, носимый в рукахъ, — ни внутрь манастыря, ни вне, иже въ время божественых пений; ни лучшими одеянии паче иных братия украшаемых. Въшедше же въ трапезу и «Отче нашь», якоже и у нас обычай есть, предрекше, сядут по ряду тихо и съ всякымъ благочиниемъ, предложеным уже хлебом имъ не на среде трапезы, якоже обычай у нас, но прямо их на край трапезы — единому комуждо колачь целъ, и подле ножь, и ложка, и стькляница праздна. И никтоже смееть преже игумена взяти свой хлебъ к себе, ниже урезавше, вкусити. Два же юны иноци входят, нося кождо на дщице тонце уготованое имъ брашно въ ставцехъ оловяных, и, наченше от последних, простирають имъ ставченосну дщицу, и кождо своею рукою емлеть ставець, после же всех игуменъ ихъ емлет и тъй ставець. И еще не смеють коснутися хлебу, донде же учиненый инокъ чести начнеть чтения. И наченшу ему, ударяеть абие игуменъ трижды висящь предъ собою колоколець. Тогда сам же настоятель емлет к себе предложеный ему колачь, такожде и прочии. Ядущим же имъ, входить винолей и, наченъ от последняго, наплъняеть вина по ряду сткляниця ихъ такожде. И аще ино что брашно внесено будет, от последних начинаеть служай предложити даже до игумена. А по ядении стояще начинают благодарственыя песни.