Том 9 (Конец XIV - первая половина XVI века, подъем общественного значения литературы)

Пребудемъ убо внутрь пределъ неблазненаго благоразумиа. Пиимь беззлобиемь «словесное и нелестное млеко»,[582] акы неискусозлобнии младенци, да явимся пряме исправивше Спасово повеление, глаголющее: «Аще не обратитеся и будите якоже дети, не имати внити въ царствие небесное».[583] И пакы: «Аще кто не прииметь царствие Божие, акы детищъ, не можеть внити в не».[584] «Царство Божие» нарицая Владыка зде евангельскую проповедь, сиречь елика, самъ услышавъ у отца своего, открылъ своимъ учеником. Якова же суть: заповеди, таиньственыя притчи, яже о неблазненом богоразумии догматы, елико о присносущьстве Отца, и Сына, и святаго Духа — единого Божества, и господьства, и царства, елика о безсмертии душевнем и о будущемъ напоследокъ общемъ въскресении, и о въздаянии живших благочестиво и богоугодно, и о бесконечном мучении не покоршихся апосольстей проповеди, нечестиво живших.

Сия вся и подобная симъ апостольскыя и пророчьскыя догмы же и предания единымъ словомъ Спасъ «царствие Божие» нарече, яже и хощеть нас просто и съ всякою верою и благоговеиньством приимати и тверде въ себе въдрузити, имже образомь и незлобивии дети без испытания приимають наказания своихъ учителехъ, иже и верою, и благопокорьствомъ еже къ наказателемъ достизаютъ съвръшенное познание Священных писаний и словесных наказаний. Такожде подобаеть и намъ прилежати къ преданымъ намъ от самого Спаса нашего, и святыхъ его ученикъ, и апостолъ, и вселенскых съборъ догматом же и завещаниомъ, ниже приложити что к нимъ отнудь, ниже пакы уложити по правому уставу богоносных отецъ наших, ихже святыми молитвами да сподобимся получити часть спасаемыхъ, аминь.

ПОВЕСТЬ О САВОНАРОЛЕ

ТОГО ЖЕ ИНОКА МАКСИМА ГРЕКА ПОВЕСТЬ СТРАШНА И ДОСТОПАМЯТНА И О СЕВРЪШЕНОМ ИНОЧЬСКОМЪ ЖИТЕЛЬСТВЕ

Повесть некую страшную начиная писанию предати, молю прочитающих списание сие не мнети имъ мене чрез естественая лжущаго. Послухъ же имъ от мене тъй самъ Богъ, иже весть тайная, яко истину пишу, юже самъ не точию писану видех и прочтохъ, но и слухом прияхъ от мужей достоверных, сиречь добродетелию жития и премудростию многою украшеных, у них же азъ, зело юнъ сый, пожих лета доволна. Но ниже оно ихъ да в сумнение влагаеть, яко у мужех, латыньская учения любящихъ, сицево преславное учюдотворися хотящемъ «всякого человека спастися и въ разумъ истинный приити».[585] Обычай бо есть божественей благости везде всемъ человеком простирати неизреченная дарования и благотворения своих щедрот, всемъ вкупе сущимъ под небесемъ являя себе образом симъ и обращая къ себе все творение свое, иже «въсияеть солнца своего на злыя и благыя и дождить на праведныя и неправедныя».[586] Но сия убо сице и дотолико, ныне же время начяти повесть.

Паризиа градъ есть нарочит и многочеловеченъ въ Галиехъ, яже ныне глаголются Франза — дръжава велия, и преславна, и богатящи бесчислеными благыми, ихже пръвое и изрядно есть — еже о философьскых и богословьскых догматех наказание же и тщание, туне подаема всемъ вкупе рачителемъ сицевых изрядных учений. Казателемъ бо сицевыхъ учений оброкы обилны даются по вся лета от царскых съкровищъ, по многому любочестию царствующаго тамо и егоже имать желанию о словесном художьстве. Тамо обрящеши всякое художьство не точию нашего благочестиваго богословия и философии священныя, но и внешняго наказания всячьская учения, въ совершенно достижение свое руководяща рачителя своя, их же множество многочислено зело, якоже слышах от некых. Отовсюду бо западных странъ и северьскых[587] събираются въ предреченном великом граде Парисии желаниемъ словесных художествъ, не точию сынове простейших человекъ, но и самех иже въ царскую высоту и боярскаго и княжескаго сана: овех убо сынове, овех же братия, овех же внучята и инако сродникы. Их же кождо время доволно въ учениих прилежно упразднився, възвращается въ свою страну, преполонъ всякыя премудрости и разума. И есть сицевый украшение и похвала своему отечьству, съветникъ бо ему есть предобръ, и предстатель искусенъ, и споспешникъ ему бодрейшый въ вся, елика потребна ему будут. Такымъ подобаеть быти же и бывати своим отечьствомъ, иже у нас о благородии и изобилии богатства зело хвалящеися, иже, от священнаго наказаниа словесных учений наставляеми и просвещаеми, възмогут не точию сами своимъ непохвалным страстем одолети, и о внешном женолепномъ украшении не радити, и вне сребролюбия и всякого лихоиманиа себе блюсти, но еще и иныхъ понудят подражателемъ ихъ бывати, любителемъ всякого богоугоднаго житльства. Но сия убо сице и дотолико.