Том 9 (Конец XIV - первая половина XVI века, подъем общественного значения литературы)

Таков был Цимисхий в своем мужестве, и когда случалось ему воевать вместе с Фокой, то оказывал помощь необходимую бывшим под их началом воинам, а был он родич Фоке и от той же крови. И, развернув писание то и поняв смысл написанного в нем, все рассказал воеводе: «О горе, — сказал, — о, воевода войска греческого, доколе же кораблем царствования будут править скопцы с сердцем женщин, готовые на зло, всего злого искатели и всякого зла свершители, люди слабодушные и сосуды коварства, врата всему недостойному, сифоны, извергающие злодеяния». Услышал же об этом воевода, и охватило его пламя ярости, и словно в горах спавший лев открыл око и испустил рык, и ужас охватил долину, и поля, и горы. И провозгласил себя <Фока> царем, и прибыл в Константинополь и без препон вступил в него, и все увидели его, и сам всех увидел и возликовал. Множество людей собралось: кто был при дворе и кто мог гордиться знатностью рода, и кто был в рабстве и кто принадлежал к свободным, впереди всех — царица со священнослужителями, с распростертыми объятиями встречают мужа, и по решению всеобщему провозглашается царем Никифор.

ЦАРСТВО НИКИФОРА ФОКИ

Был он воинствен, решителен на благие дела, крепкорук, в трудах несгибаем, в горестях тверд, как камень. И сблизился с Феофаной, бывшей прежде царицей, и к детям Романовым отнесся с отцовской любовью. Тогда Фока проявил мужество души своей и дерзость сердца и боевой пыл, ибо обладал он твердой душой и благородной, и постоянно выдержку проявлял, и издали узнавал коварного всадника. Но пока в руках иных была сила деяний, он таил в себе храбрость свою, подобно тому, как головня прячет в пепле искру огня. Когда же настало время и явилась нужда и все меняющее колесо злотекущей жизни возвело его на боевые колесницы, — вот тогда Фока словно молния вспыхнул и охватил все племена варварских народов; вот так огонь, как сказал бы кто, занявшись в лесной долине, гонимый ветром, все охватит, и все растущее пожрет, и холмы опалит. Затрепетали перед ним арабы, и склонилась Сирия, Киликия задрожала, и Финикия изъявила покорность, и снова покорилось грекам все греческое. Так неодолим был Фока врагами своими. Колесо судьбы добродетельное увенчало мужа, и все благое осияло его, и все благородное украшало его: крепость, мужество, ум, сдержанность, целомудрие. Но кто из земных людей без порока, хотя и вершин добродетели достигнет? Ибо добровенчанный Фока уж так сиял многими достоинствами телесными и душу являл, добродетелями светящуюся, словно невесту новоукрашенную и блистающую молодостью. Столь заботился он о душевной чистоте, что носил на теле своем рубище, грубое и колючее, как терновник, и такую одежду простую прикрывал багряницей, и трапезы избегал мясной. И во всем другом был он светочем светозарным, повсюду сияющим. Но при всем этом, как всякий, обладающий земной и тленной плотью, не лишен и он был некиих пороков, как на одежде чистой бывают пятна грязи. Как утверждают писавшие в прошлом о времени том, он не только духовную близость питал к царице, но дерзнул и плотски сойтись с нею. Это первый его порок, а второй вот каков был. Присуща ему была недостойная царя скупость, и щедрость была отделена от его души, как око от тела или от теребинта листа. Потому-то и все, что делал Фока, и добродетели его вызывали неприязнь и казались злообразными. Ибо если из тела исторгнута зеница, то весь труп темнеет и становится мрачным так же, как если у сланутка опадет молодая листва, то грустный стоит стебель и вянет корень.

Предложен же будет мне рассказ о неразумии его. Тогда в страшных бедствиях гибли люди и все стенали от голодных мук, так как за златницу продавали всего один кобел. Дошли вести о том до Фоки, опечалился он, услышав таковое, и решил помочь бедствию, царские велел открыть житницы и по два кобла велел продавать за златницу. Вот так скупо Фока порадел о той беде, а владел он амбарами, забитыми товарами и наполненными пшеницей, но не проявил присущей ему прежде щедрости, не возревновал он великому Василию Македонскому, который был поистине достоин царского сана, ибо, увидев страдания византийского народа и узнав, что голод — причина его бедствий, ополчился разумом на страдания губительные, против них вышел храбро с храбрыми и погубил зверя лютого удушением тяжким: по двенадцать коблов за златницу повелел продавать пшеницу торгующим.