Том 9. Письма 1915-1968

Дорогая Вера Федоровна, меня только что перевезли после инфаркта из больницы в санаторий, и первое письмо — к Вам. Извините, что пишу на машинке, я сам разбираю свой почерк с трудом. Спасибо Вам большое и искреннее за Вашу тонкую и подлинно товарищескую статью обо мне. Не огорчайтесь. Читатели вряд ли заметят чистоплюйскую правку «Известий». Я получаю много писем от читателей. Они с большим признанием отзываются о Вашей статье, и многие благодарят Вас за нее. А что касается бесцеремонности газетных редакций, то сколько раз мне тоже приходилось возмущаться до ярости и краснеть перед друзьями за газетную отсебятину. Да что газеты! В «Октябре» (еще при Панферове) Шейнин вставил от себя в мой очерк «Мимолетный Париж» целый абзац совершенно крикливый по содержанию и безобразный по стилю. Все это он сделал, конечно, без моего ведома (я был тогда в Ялте). Почему тогда меня не хватил инфаркт — не понимаю!

Почему Вы не приехали в Ялту? Там было очень хорошо… Я человек дико застенчивый, и если бы не это мое несоответствующее возрасту свойство, то я давно бы написал Вам, как я люблю Вас как писательницу. Я считаю «Сережу» лучшим рассказом нашей литературы.

Когда окончательно поправлюсь, то надеюсь встретиться в Москве или Ленинграде с Вами, с Борисом и со всем Вашим молодым и чудесным семейством…

«Интересного в жизни ничего, слава богу, нет», — как говорил один бунинский персонаж. Во всяком случае, хорошего. Очень болен Казакевич (рак). Врачи от него отступились. Но невозможно поверить в плохой исход, примириться с нашей беспомощностью.

Еще раз — огромное Вам спасибо. Будьте счастливы и спокойны (насколько это возможно)… Если встретите Вашего соседа Рахманова, то передайте ему от меня нижайший поклон.

Ваш К. Паустовский

Н. ХИКМЕТУ

11 июля 1962 г. Барвиха

Дорогой Назым Хикмет!

Вы очень растрогали меня своей поездкой в Тарусу, своей статьей обо мне, прекрасными стихами и Вашим выступлением на вечере в Литературном музее. Все это было для меня неожиданным и драгоценным подарком. Я благодарю Вас от всего сердца.

С тех пор как я узнал Вас как поэта и прямого и мужественного человека, я хотел встретиться с Вами, но из-за своей дикой застенчивости не сделал этого до сих пор.

Однажды мы встретились в Варшаве (в августе прошлого года), в «Бристоле», но я не решился подойти к Вам, так как мне показалось, что Вы меня не узнали.

Я только что вышел из больницы. К половине августа врачи отпустят меня на волю, и если Вы будете в Москве, то приезжайте ко мне в Тарусу.

Может быть, в какой-то сотой степени, но наша взаимная симпатия объясняется тем, что я полутурок, — моя бабушка была чистокровная турчанка родом из Казанлыка во Фракий.

Я, конечно, шучу, но все же иной раз горжусь, что во мне есть доля турецкой крови, — я очень люблю простых шэестьян и рабочих-турок.

Еще раз — большое спасибо. Крепко жму Вашу руку.

Ваш К. Паустовский.

Мой телефон в Москве Б7-48-49.

В Тарусе — 109.

С. ЧЕРНЫШЕВУ

27 июля 1962 г. Барвиха под Москвой

Дорогой мой Славчо!

Не писал Вам из-за того, что попал в беду, — в марте, когда я жил в Ялте, у меня случился микроинфаркт, я не долечил его, уехал в Москву, и здесь уже меня схватил настоящий инфаркт.

Почти три месяца я пролежал в больнице, только недавно вышел из нее и теперь живу в санатории под Москвой. Все прошло, но нужно окрепнуть. На этом основании врачи не соглашаются отпустить меня в Болгарию этой осенью, а весной (в мае) я могу ехать спокойно. Поэтому я приеду с Татьяной Алексеевной и Галей (моей падчерицей) в мае будущего года. Мечтаю о Болгарии со страшной силой. В больнице мне все время снился Созопол — это одно из лучших мест на земле.

Приезжал Ангел Каралийчев с женой. К сожалению, я лежал в больнице, ко мне никого не пускали, и я его не видел. Галя возила Каралийчевых в древние наши города — Владимир и Суздаль.

Меня страшно тянет в Созопол, в джунгли Ропотамо. Хочется прожить в Созополе месяц-полтора и хорошо отдохнуть.

Вы пе представляете, с какой нежностью мы с Татьяной Алексеевной очень часто вспоминаем Вас. Мы виделись так мало, но с тех пор я ощущаю Вас как своего, родного человека.

Я, кажется, не потерял ветер. Шкот натянут, и волна шумит за кормой. Мы еще поживем, Славчо, и не раз еще услышим «в каждой луже запах океана, в каждом камне — веянье пустынь».

Как Лиляна? Привет ей от нас. Привет Северняку, Ве-селину, Станиславу Сивриеву и Ангелу Каралийчеву. Привет Тумбатерову. И всем капитанам.

Обнимаю Вас.

Ваш К. Паустовский.

Л. Н. ДЕЛЕКТОРСКОЙ

3 сентября 1962 г. Таруса

Дорогая Лидия Николаевна!

Только на днях я «вышел на волю» после больниц и санаториев и вернулся в Тарусу. В общем, я довольно удачно выбрался из трудной переделки (два инфаркта — один за другим) и теперь могу жить более или менее спокойно.