Италия, конечно, прекрасная и похожа на сон. Добрые и неслыханно заботливые люди. Сегодня я выступал на конгрессе. Потом меня долго благодарили итальянцы (многие — со слезами на глазах), и французы, и немцы, и швейцарцы, и испанцы, и все остальные. Все расскажу в Москве.
Ко мне итальянцы относятся очень хорошо. Да, я говорил еще на конгрессе о Хемингуэе и предложил отдать ему последний долг пятиминутным молчанием. Весь конгресс встал.
Много пишут в газетах.
С издательством пока что ничего не получается (достал
II том собрания сочинений, издано великолепно, I и III тома достать нельзя). Все очень дорого, и потому не огорчайся, Танюха, что я почти ничего не привезу. Купил себе плащ, берет, рубаху и еще кое-что для тебя.
Много банкетов и приемов, и без черного костюма я здесь бы пропал. Был банкет в старинном дворце за городом. Началась страшная гроза, потух свет, зажгли свечи, и зрелище было феерическое.
Отдыхаю только в маленьком «ристорантэ» в лесу около нашей «резиденции». Там чудный кофе, мороженое (дже-лята), ослик, который перевернул мне на брюки чашку кофе, веселые дети и толстый шумный хозяин. Брюки тот* час вычистили, и не осталось ни пятнышка.
Завтра уезжаю в Сен-Винсент — это на границе Франции, в Альпах.
Много времени провожу с Ивашкевичем. Мы с ним совсем сдружились. Он ждет нас.
Где ты сейчас, Танюша? Не знаю, куда писать. Как ты?
Очень, очень целую тебя, солнце мое. Очень. Поцелуй всех.
Твой Костенька.
19-го вылетим из Турина в Рим, 20-го — один день в Риме и 21-го — из Рима в Москву.
2 октября 1961 г. Москва
Был искренне рад получить от Вас письмо с предложением печататься в «Новом мире».
Я считаю, что интересы литературы выше наших личных отношений, и совершенно готов забыть тот казус, какой произошел с моей повестью «Время больших ожиданий» в редакции «Нового мира».
Что я могу обещать «Новому миру»? Седьмую книгу автобиографического цикла (шестая уже обещана «Знамени»). Я думаю закончить эту седьмую книгу к осени 1961 года.
Кроме того, я могу обещать журналу путевые очерки по Италии, Польше и Франции. Я буду писать их в несколько новом для меня жанре, который можно, пожалуй, определить как жанр «лирической географии», хотя это определение и очень узкое. И оно не значит, что книга будет далека от сегодняшнего дня. Наоборот.
Вот и все, что я могу обещать. Конечно, может возникнуть неожиданный рассказ. Я тоже передам его Вам.
Примите мой сердечный привет.
Ваш К. Паустовский.
А. К. ГЛАДКОВУ
24 ноября 1961 г. Таруса
Дорогой Александр Константинович! Еще приехав из Польши и прочитав в «Новом мире» Ваши записи о Мейерхольде, я собирался Вам написать, как это отлично и интересно, но думал, что мы скоро встретимся и я все скажу Вам лично. А сейчас еще прочитав новые куски Ваших воспоминаний, идущие в нашем многострадальном и долготерпеливом сборнике, я все-таки не удержался и хочу Вам написать, что Ваш «Мейерхольд» — поистине — украшение «Тарусских страниц». Какой вы молодец, что в те давние времена записывали его, по горячим следам, и как Вы тонко и умно сейчас восстанавливаете его образ. И написано это превосходно: просто первоклассная проза.
Почему Вы, чудак, не пишете прозу — у Вас перо настоящего прозаика?
Обнимаю Вас. Приезжайте в Тарусу.
У нас страшный гололед, но хорошо.
Ваш К. Паустовский.
15 декабря 1961 г. Таруса
Дорогой Николай Яковлевич, — я получил и с огромным наслаждением прочел «Два долгих дня». Это превосходно так же, как повесть о тульских мальчиках и воздушных змеях. Столько острого глаза, точности и тонкости, юмора и человечности, свободного распоряжения материалом и таланта, что никак не можешь отойти от этой вещи, — я уже перечитывал ее три раза.
Вам бы надо собрать и выпустить все свои вещи, начиная от самых ранних («Трактир»?), в том числе и превосходные очерки и статьи.
Буду в Москве к новому году, позвоню Вам, увидимся и поговорим.
Привет жене, Зипе, Арону. Целую вечность никого не видел, — такая дикая жизнь.
Обнимаю Вас.
Ваш К. Паустовский.
1962
27 января 1962 г. Ялта
Дорогой Славчо! Ради бога, не сердитесь на меня за то, что молчу целыми месяцами. Меня очень «дергают» всяческими делами, и, кроме того, у меня ужасный характер, — я очень люблю получать письма, сам же пишу со страшным трудом.
Спасибо за последнюю телеграмму. Поблагодарите Яни Хрисопулоса и Анну Батиньоти.
У меня сейчас — дерзкая мечта приехать осенью в Со-зопол с Татьяной Алексеевной и Галкой, пожить там, половить рыбу в Ропотамо. Может быть, это удастся.
Спасибо за «Капитана Леванти». Как хорошо, что Вы помните меня и не перестаете мне писать, несмотря на мое дурное «эпистолярное» поведение. Этим летом я был в Италии и Бельгии, а осенью с Татьяной Алексеевной и Галкой — в Польше. Там мы прожили целый месяц, и я устал, как бургасский банабак.
Мы постоянно вспоминаем Вас с большой любовью и дружбой.
Как жизнь? Как стихи и проза? Как «Доменика»? Вас, Яни и Анну Батиньоти с моих слов знают и любят все мои друзья.