Если осенью приедешь, то побываешь у меня в Тарусе. Это, конечно, не Стависко, а деревенская изба в глухом городке. Что же касается Владимира и Суздаля, то у тебя будет хороший гид и знаток этих чудесных мест — наша Галя, «пани Галочка». Она с радостью повезет тебя туда вместе с Володей Фроловым.
Постоянно вспоминаем о тебе, твоей жене, Марысе и Наташе (она так красиво говорит по-польски, что в Москве я заставлял ее произносить отдельные польские фразы), обо всем твоем милом семействе и жалеем, что так быстро идет время и неизвестно, когда мы увидимся и сможем поговорить, как говорят в той же Одессе, «за жизнь».
Если все будет хорошо со здоровьем, то мы могли бы с тобой поехать в совершенно сказочные места — на Север, в Карелию.
Передай привет жене и всем вашим от всех наших. Татьяна Алексеевна очень кланяется.
Обнимаю тебя. Будь здоров, не болей, не забывай.
Твой Костя.
Если увидишь, то передай привет Слонимскому, Анд-жеевскому, Анджеевичу (переводчику) и молодому (хотя и не очень) Ежи Фицовскому. Пиши мне на Москву. Оттуда мне все пересылают.
26 апреля 1963 г. Ялта
Глубокоуважаемая Инна Анатольевна!
На днях я провел в Херсонесе весь день. Я бывал в Вашем древнем городе и раньше и полюбил его очень давно. Я видел несколько таких городов (Помпея, Никополис ад Иструм в Болгарии, Сан-Реми в Провансе), но ни у одного из них нет того очарования, как у Херсонеса.
В это мое последнее посещение я очень порадовался, что работы идут и город, поддерживаемый учеными, продолжает «открываться» все больше и как бы растет.
После того, как я обошел все развалины, я долго сидел на берегу и сказал жене, что с удовольствием поступил бы к Вам в Херсонес сторожем и жил бы в одном из домиков, стоящих за оградой музея. Подумали, помечтали и уехали в Севастополь.
В Севастополе ко мне приходила тамошняя литературная молодежь и вместе с ней заглянул Ваш сотрудник Юрий Александрович Бабинов. Поговорили о музее, о раскопках, о замечательных энтузиастах-ученых. Юрий Александрович мне сказал, что Вы и С. Ф. Стржелецкий сейчас в Минске па съезде.
И как-то так к разговору вышло, что Юрий Александрович упомянул, что в одном из замеченных мною домиков уже несколько лет живет какой-то любитель Ваших мест — профессор.
И у меня появилась надежда, — а вдруг Вы согласитесь пустить меня в другой домик (конечно, па определенных условиях), но не на одно лето, а на один — два года. Там бы я мог в тишине и близости херсопесских руин и моря отдохнуть, поработать, быть никем не замеченным и никем не осаждаемым. В моем возрасте это было бы счастьем.
Я просил Юрия Александровича как-нибудь намекнуть Вам об этом, а потом решился сам написать.
Сейчас я в Ялте. Буду здесь до 20-го мая. Может быть, у Вас найдется время черкнуть мне в ответ на мои дерзкие замыслы попасть в число граждан Херсонеса Таврического.
Примите самый сердечный привет от моей жены Татьяны Алексеевны и от меня.
К. Паустовский.
19 мая 1963 г. Ялта
Дорогой Александр Евдокимович!
Обращаюсь к Вам по старой «плютовской» памяти. Часто вспоминаю милые Плюты и тамошние законы «великого племени рыболовов» («Не давать червей Марьямову!»).
Но шутки шутками, а дело, по которому я Вам пишу, очень серьезное, и по существу идет о жизни хорошего человека, — о нем Вы, может быть, слышали. Я пишу о директоре Ялтинского дома творчества Якове Федоровиче Хохлове.
Директором этого дома Хохлов начал работать еще в 1935 году. За ним годы беспорочной службы в Литфонде и много заслуг. Он пользуется любовью и уважением всех писателей, живших и работавших в Ялтинском доме.
Дело вкратце сводится к следующему: проворовавшийся завхоз Ялтинского дома Берестнев, чтобы спасти себя, оговорил Хохлова — человека глубокой честности, подлинного бессребреника, обвинив его во взяточничестве и злоупотреблении служебным положением.
На днях был суд над Хохловым и Берестневым. Несмотря на. то что суд оправдал Хохлова по обвинению во взяточничестве и злоупотреблении своим служебным положением, он неожиданно (и несмотря на особое мнение одного из заседателей) был приговорен к четырем годам заключения за нарушение финансовой дисциплины без корыстных целей. (Хохлов переплачивал рабочим за срочные работы по Дому творчества.)
Хохлову 70 лет. У него тяжелая болезнь сердца, и старик, конечно, не выдержит ни заключения, ни, главным образом, обиды и позора.
Нельзя мириться с этим. Поэтому я прошу Вас, если Вы сочтете это возможным, обратить особое внимание на дело Хохлова и облегчить его участь.
Простите, что я беспокою Вас. Не сердитесь.
Татьяна Алексеевна и Галя кланяются Вам.
Примите мой сердечный привет.
К. Паустовский.
Завтра я уезжаю в Москву.
24 июня 1963 г. Таруса
Дорогой Марк Александрович!
Послал Вам вчера список вещей для «Избранного» на адрес УОПА’а. Посылаю вдогонку полный (исправленный) список с обозначением, где эти вещи были напечатаны, т. е. откуда их следует перепечатывать для Гослитиздата. Им, кажется, нужно по два экземпляра.