Том 9. Письма 1915-1968

Как Вы? Вы, кажется, променяли Париж на Ниццу. Фото Матисса (с кошкой) стоит у меня на столе в Тарусе на зависть всем приезжающим художникам. Мы соскучились по Вас. Когда Вы приедете к нам? Пишите о себе и обо всем. Как дела со второй книгой («Беспокойная юность»)? На днях напишу Арагону.

Не знаю, нужно ли по французскому этикету написать Галлимару? Все-таки старался, издавал… Во всяком случае, если увидите Арагона или Эльзу Триоле, то скажите, что я вспоминаю их и приветствую самым сердечным образом.

Холодно ли в Париже? У нас еще нет зимы, очень затяжная осень. Я вспоминаю газовые печи у Вас в квартире, и почему-то издали они кажутся еще более уютными, чем в Париже. Помните, как в Париже, замотанный приемами и «коктейлями», я мечтал посидеть у Вас в тишине и покое.

Не могу удержаться от просьбы. Если возможно, то пришлите мне два-три флакона того лекарства от астмы, какое Вы мне присылали, — оно действует превосходно <>

Когда увидимся — разочтемся. Может быть, Вам что-либо нужно в Москве? Тогда напишите. Посылаю в этом же письме письмо для Поль. Она мепя совершенно растрогала. Прислала мне очень пежное хорошее письмо на нескольких открытках с видами замков на Луаре. Она прелестная, Поль. А месье Кан приписал несколько слов к ее письму, настолько для меня лестных, что я даже смутился. Пишите! Я жду Ваших длинных и милых писем.

Татьяна Алексеевна и Галка целуют Вас. Я тоже. Будьте счастливы и здоровы. Большой привет Леле.

Ваш К. Паустовский.

Как Ваша «дача» («Гагарино»), куда мы не успели съездить. Какие планы на лето? Опять в Ниццу? Все время смотрю журналы (с Матиссом).

Пишите мне на Москву, мне все письма тут же пересылают.

С. М. АЛЯНСКОМУ

6 декабря 1963 г. Севастополь

Дорогой Саммир, ты единственный написал мне из Москвы, а мальчишки (Лева и Боря) только трепались. Ну, ладно, они у меня поплачут!

Пишу тебе из старинного морского военного госпиталя, куда меня уложили из-за легкого приступа степокар-дии. Сейчас уже все прошло, 10-го меня выпишут, и мы тотчас вернемся в Москву. Все случилось из-за курения. Поэтому, как теперь любят говорить, «учти» и бди! Не знаю, сколько раз тебе надо говорить, чтобы ты бросил курить! Кошмарный характер!

За окнами — севастопольские бухты, корабли, синеватый осенний воздух и тишина. Палата моя — у самой воды, и я слышу плеск волн, особенно по ночам.

На днях примчалась сюда из Тбилиси на самолете обеспокоенная Галка. Летела ночью и улетела ночью, как метеор. Успела съездить в Херсонес, от которого пришла в восторг.

Мы думали встретить Новый год в Тбилиси, но дорога туда из Севастополя очень сложная — четыре пересадки, а морем до Батуми нельзя, — все время зимние штормы, а Таня укачивается. Поэтому встретим в Москве…

Очень скучно жить врозь со всеми. Я даже не знаю, что ты делаешь в Москве, и потому не могу предостеречь тебя от необдуманных поступков. Водку пей с умом.

Что слышно в Союзе писателей? Тлен и паутина? Очень потрясло нас убийство Кеннеди. Мы ехали ночью из Симферополя в Севастополь, и таксист нам рассказал об этом убийстве.

Скрепя сердце пишу сценарий.

Обнимаю тебя и Нину. Скоро увидимся. Т. А. целует.

Твой К. Паустовский.

1964

Л. Н. ДЕЛЕКТОРСКОЙ

24 апреля 1964 г. Кунцево под Москвой

Дорогая Лидия Николаевна, пишу Вам из больницы и потому коротко и на плохой бумаге.

15 ноября в Севастополе у меня был приступ стенокардии, а сейчас — опять. Я пролежал в загородной больнице (в Кунцеве) почти три месяца, и, наконец, 30-го — через шесть дней — меня освобождают («выписывают», как у нас говорят). После этого еще месяц (май) я пробуду в санатории, а потом уже — полная свобода.

Мне нужно еще 10 лет, чтобы написать все, что я задумал. Я почему-то уверен, что успею.

Спасибо за письма (я очень люблю получать Ваши письма), за книгу «Une jeuness inquiete» ⁶ и за газеты. Я начал получать письма от читателей-французов и русских, живущих на Западе. Все в один голос пишут о превосходном переводе. Поздравляю Вас и Поль еще раз.

Первые книги «Повести о жизни» уже вышли в Нью-Йорке, Мюнхене, Стокгольме и Милане. Что слышно у Галлимара? Как настроен Арагон? Если Вы встречаетесь с ним или говорите по телефону, то передайте самый сердечный привет от меня ему и Эльзе Триоле.

Я думаю, что в связи с выходом дальнейших очередных книг я могу понадобиться и Вам и Арагону. В этом случае Арагон и Галлимар могут меня вызвать (через Союз писателей, известив об этом и меня), не беря на себя никаких материальных забот. А я постараюсь приехать. Звонили Кодрянские. Их телефон Трокадеро 78–47.

Я понемногу начинаю работать. Лето, очевидно, проживем в Тарусе, — на юг меня доктора пока что не пускают.

В. С. и Р. И. ФРАЕРМАНАМ

26 апреля 1964 г. Кунцево

Дорогие Рувцы, — кажется, я выскочил из переделки, — 30-го, в четверг меня выписывают, и мы, значит, увидимся. Дней пять я побуду дома, а потом на месяц уеду в Барвиху на «окончательную поправку». В Барвиху очень не хочется, но ничего не поделаешь!

Как здоровье? Я, подражая Рувиму, перестал есть хлеб. Очень здорово!