Том 9. Письма 1915-1968

Дорогой Максим Фадеевич, — очень мне стыдно, что до сих пор я молчал и не ответил на Ваше чудесное письмо. Но было много работы со сценарием и пьесой для МХАТа, я собирался ехать в Москву (получил вызов от Храпчен-ко). Но вот только что получил от него вторую телеграмму о том, что пока ехать не следует и пьесу надо закончить здесь, в Алма-Ате.

Видел в одной из газет Вашу фотографию (в Саратове) — что-то Вы похудели. Мне тоже по почам снится рыбная ловля, — летние рассветы, и прозрачная вода, и нерв-цые поплавки, их качают и топят окуни. Я всюду с собой вожу заветную жестяную коробку от икры с английскими крючками, жилами и лесками. Иногда рассматриваю и думаю о том времени, что придет после войны, — о тишине, друзьях, леспых речках, кострах. Теперь, издали дорога каждая травинка, которую видел до войпы, каждая мпнута того безмятежного времени, когда мы с легким сердцем могли читать Аксакова или Диккенса. Часто вспоминаю Крым и Ялту.

Здесь из украинцев Смолич и Забилла. Смолича вижу часто, он чудесный, тихий и деликатный человек, живет он на окраине, в предгорьях, около его домика шумят арыки. Вся здешняя красота (сады, горы, солнце, ослы и т. под.) — чужая. Очень томительно. Живем надеждами, ожиданием, так же, как и вы все. Сережа поступил на медицинский факультет здешнего университета. Валерия Владимировна бьется с кормежкой, даже Фунтик и тот работает— снимается в картине «Убийца выходит на дорогу», изображая собаку какого-то баварского принца. Здесь Михалков, Шкловский, Квитко, Ильин, Зощенко (очень мрачный человек) и сотни киношников (Эйзенштейн, Пудовкин и все прочие). Живем довольно дружно, колонией. Завидуем вам, украинцам, из-за журнала, из-за вашего хорошего товарищества.

Напишите мне побольше о себе. Как Екатерина Николаевна и Богданчик? Кто еще с Вами в Уфе. В Уфе должен быть (вместе с Коминтерном) немецкий антифашистский писатель Фриц Эрпенбек — замечательный европеец. Кажется, тоже рыболов. Если знаете его, передайте привет.

Попросите Яновского прислать сюда нам первый номер «Украшсьшл л1тератури».

Привет Вам от Валерии Владимировны и Сережи. Фунтик кланяется. Пишите.

Обнимаю Вас.

Ваш К. Паустовский.

Ю. И. ЯНОВСКОМУ

17 февраля 1942 г. Алма-Ата

Дорогой Юрий Иванович, не ругайте меня за то, что я так долго молчал. Писал большой сценарий для Мосфильма (Мосфильм и Ленфильм — здесь), меня мотали, торопили, как водится у киношников, и только вчера наконец все окончилось. Послал Вам заказной бандеролью пять крошечных военных рассказов. Перевел их Юрий Корнеевич, и перевел, насколько я соображаю в украинском языке, превосходно, Если рассказы подойдут — буду рад.

На днях читал в «Известиях» Ваш рассказ о деде, замечательно. Вы молодцы, украинцы, — у вас и журнал, и дружба, а наши все разбрелись, плохо держат связь друг с другом, а насчет журналов мы здесь, в Алма-Ате, ничего не знаем. Кстати, «отец яблок» — город внешне очень красивый, весь в вековых садах, у подножья довольно диких гор (Тянь-Шаня), но бог с ней, с этой ненужной красотой. Я с радостью променял бы ее даже на ту лужу, которую вырыл в Ирпене Тардов и тщеславно назвал «прудом», на самую чахлую березу в наших лесах.

Трудно, живем надеждами, и если бы не Смолич — редчайший человек на земле, — то было бы и совсем плохо. Здесь из писателей Зощенко, Шкловский, Михалков, Панферов Квитко, а об украинцах вы знаете. Киношники все здесь во главе с Эйзенштейном Был здесь

Маршак, нашумел, нагремел и уехал.

Я часто вспоминаю нашу последнюю встречу в Киеве у остановки троллейбуса. Кажется, что было это давным-давно, что прошли годы.

Где Тяпа? Взяли ли Вы его с собой? Фунтик скитается с нами и сам зарабатывает себе на хлеб — снимается в кино, в картине под страшным названием «Убийца выходит на дорогу».

Сегодня же пишу Максиму Фадеевичу*

Пишите. Буду рад каждой строке.

Ваш К. Паустовский.

Г. Л. ЭЙХЛЕРУ

2 мая 1942 г. Алма-Ата

Генрих, дорогой мой, — еще до получения Вашего письма я, не зная, где Вы, писал Вам в Кзыл-Орду (Маршак утверждал, что Вы там). Только сейчас узнал, где Вы и что с Вами, — от женщины-врача, которая была у Вас.

Прежде всего о деле. Здесь, в Алма-Ате, мы (т. е. Шкловский, Квитко, Ильин, я и Зощенко) хлопочем в Верховном Совете, чтобы Вам прежде всего разрешили жить в любом из городов Казахстана. На днях должен быть результат. Это — шаги предварительные. Кроме того, в Москве должен хлопотать Маршак, но необходимо его отсюда подстегивать. Одновременно с этим письмом я пишу Маршаку и в Детиздат. Сегодня придет ко мне Введенская, — она узнала какие-то верные пути для того, чтобы сдвинуть дело с мертвой точки (она — чудесная старушка).

Не отчаивайтесь, Генрих, дорогой, будем делать все, что в наших силах, чтобы вырвать Вас п вернуть к работе. Это должно удасться, нужно только немного времени.