Том 9. Письма 1915-1968

Вся история с Вами настолько потрясающа и нелепа, что долго длиться она не может. Напишите мне сейчас же (Алма-Ата, ул. Калинина 63, кв. 29, 5-й жилкомбинат) — какие пути Вы считаете наиболее реальными, кому, по Вашему мнению, надо написать и что сделать (помимо того, что делается). Не написать ли в ЦК Петросяну? Пока все это будет вертеться, старайтесь беречь себя, если есть для этого хотя бы малейшая возможность.

Что написать о нас всех? Живем надеждой, ожиданиями. Здесь, кроме тех, о ком я упоминал, еще Жоржик Шторм, Коля Харджиев, Панферов… Наташа Михалкова, поэт Семынин, Гай, Белла Балаш. Множество киношников (начиная от Эйзенштейна) п актеров. Была здесь Лина Штерн, но уехала в Москву. Маршак и Михалков тоже уехали.

Я два месяца пробыл на Южном фронте (от ТАСС), вернулся в Москву. Своих не застал, их уже эвакуировали в Чистополь. Квартиру мою разбило фугасной бомбой, но библиотека уцелела. Из Москвы я уехал в Чистополь к своим, там было очень худо (300 писательских семей!). Я забрал своих и увез в Алма-Ату. Здесь трудно, конечно, все мысли — в Москве, но все же можно работать. Работаю много (для американской печати, Информбюро, «Красной звезды», для кино и театра). Но работаешь как во сне. Рувим Фраерман 8 месяцев пробыл на фронте (прп газете), тяжело заболел, сейчас уже около двух месяцев лежит в госпитале под Москвой. Очень много хлопотали о нем, чтобы дать ему хотя бы передохнуть, посылали десятки телеграмм, но пока результаты слабые. А жена его — Валентина Сергеевна — пишет, что он настолько слаб, что она боится за его жизнь.

Известия о друзьях — печальные. По словам Рувима, Гайдар убит в партизанском отряде, Роскин пропал без вести (в ополчении). Всех остальных расшвыряло. Туся около полугода ничего не знает об Игнатии (она в Н.-Таги-ле). Михалков и Маршак в Москве. Ваня Халтурин на курсах мотоциклистов где-то в Горьковской области. С издательствами связь была потеряна, только сейчас узнаешь, где они <>

Пишите. Есть ли у Вас телеграфный адрес и какой? Сообщите. Валерия Владимировна очень Вам кланяется. Привет от нас всех Вашей жене.

Целую Вас.

К. Паустовский.

Р. И. ФРАЕРМАНУ

8 мая 1942 г. Алма-Ата

Рувец, дорогой мой, не писал я Вам очень долго. Все надеялся — так же, как и все мы, — что Вы скоро приедете к нам с Валей — прийти в себя, передохнуть и поправиться. Это было бы большое счастье для всех. Я до сих пор еще не теряю надежды.

Не знаю, почему Каплер ничего не мог добиться — он человек обязательный и энергичный. Я телеграфировал Вам относительно Ортенберга. Это все же выход. Все же это работа в Москве, связанная с относительно спокойной жизнью. Не понимаю, почему так вцепились в Вас, когда шатается без дела множество молодых писателей и журналистов. Необходимо настоять на своем и добиться этого во что бы то ни стало. Это нужно не только потому, что Вы больны и измучены, но еще и потому, что, работая как писатель, Вы принесете в тысячу раз больше пользы, чем если Вы будете заниматься не своим газетным делом. (Кстати, газетчики уже успели все зашаблонить и заскуч-нить до крайности.)

До сих пор я не верю в то, что случилось с Роскиным, Бобрышевым и Гайдаром.

Все еще надеюсь. Не помню — писал ли я Вам, что нашелся Ваня Халтурин. Он в школе мотоциклистов, где-то в Горьковской области. Шкловский получил от него письмо, но, как водится, потерял адрес и никак не может его найти и дать мне.

То, что Вы пишете о москвичах и Союзе писателей, происходит и здесь, но только в гораздо более грубой форме. Одно только хорошо, что мы, москвичи, живем очень дружно.

Если бы вы знали, Рувец, как мне хочется увидеть Вас и поговорить обо всем, что мы переживаем, и о будущем. Никогда еще нас так далеко не отрывало друг от друга. Много бы я дал за то, чтобы быть сейчас в Москве, поехать к Вам в госпиталь и, наконец, увидеть Вас.

Мы все надеемся, что к лету удастся вернуться в Москву. Я мог бы и сейчас вернуться в Москву, но только один. Семьи в Москву не пускают. Но отрываться на 5000 километров от Вали и Серого — нельзя. При первой же возможности вернемся все вместе. Что слышно из Солотчи? На днях поэт Семынин (он живет здесь, чудесный человек) получил письмо от своих друзей из Белоомута. Они пишут, что там (по нынешним временам) прекрасно. А ведь это от Солотчи в 40 километрах. Если бы можно было переехать в Солотчу, — я готов был бы там голодать, лишь бы увидеть хотя бы один лист ивы на Прорве. Теперь я понимаю, почему люди умирают от тоски по родине, от ностальгии.

Как только выяснится Ваша судьба — сейчас же пришлите телеграмму.