Томъ четвертый. Скитанія

Новое судно была шкуна «Вѣра» съ аргонавтами еще болѣе страннаго калибра, чѣмъ «прогрессисты». Это была компанія мелкихъ чиновниковъ и отставныхъ офицеровъ изъ Хабаровска, которые, собравъ кое-какіе гроши, снарядили экспедицію искать золотое руно на сѣверѣ, не имѣя даже опредѣленнаго понятія о томъ, гдѣ лежитъ Анадыръ или мысъ Дежнева. Я вспомнилъ чиновника-золотоискателя на «Байкалѣ». Очевидно, въ канцеляріяхъ Амурской области хранится много геройскаго духа и страсти къ приключеніямъ. Главою экспедиціи былъ канцеляристъ Шмотинъ, человѣкъ чахоточнаго вида, съ безпокойными глазами и нервными руками, постоянно теребившими жидкую бороду. Во время переѣзда изъ Владивостока до Петропавловска онъ чуть не умеръ отъ морской болѣзни и до сихъ поръ никакъ не могъ оправиться. Шкуна была снаряжена въ четыре дня и не успѣла захватить даже лоцій и морскихъ инструментовъ. Аргонавты, со своей стороны, не пріобрѣли самыхъ необходимыхъ припасовъ и запаслись, кажется, только ружьями и патронами для борьбы съ предполагаемыми американскими хищниками.

Однако, прибывъ на Чукотскій полуостровъ, они не успѣли даже поговорить съ туземцами. Когда нагруженная шлюпка готова была отчалить отъ шкуны на берегу, всемогущій и бдительный Богдановичъ явился внезапно на поле дѣйствія и прочелъ грамоту, предоставлявшую ему, во имя полковника В., исключительное право на всю землю не только отъ Кулючинской губы до мыса Дежнева, но и отъ Дежнева на югъ до анадырскаго устья. Я смотрѣлъ потомъ на картѣ очертанія этой концессіи. Они очень похожи на огромный широко-разинутый ротъ и занимаютъ уже не полторы тысячи верстъ, а цѣлыхъ три.

Показавъ грамоту, Богдановичъ объявилъ, что всякій нарушитель ея будетъ разсматриваемъ какъ хищникъ и подвергнется наказанію по всей строгости законовъ. Отважные канцеляристы волей-неволей стушевались, такъ и не сразившись съ предполагаемыми хищниками.

— Хоть бы онъ намъ копнуть далъ! — жаловался Шмютинъ. — Мы тамъ такую красивую рѣчку видѣли, просто малина, не рѣчка… Всю ночь не спали, шлюпку снаряжали, а онъ и къ берегу намъ причалить не далъ.

Меня поразила величественная, чисто россійская идея петербургскаго полковника — создать монополію и водворить всю строгость законовъ въ полярной пустынѣ, безлюдной и никому рѣшительно неизвѣстной, величиной во всю Германскую имперію. Это затмевало даже Сесиля Родса и его алмазныя и золотыя копи въ Южной Африкѣ. На противоположномъ американскомъ берегу о монополіи не было и рѣчи, и благодаря иниціативѣ вольныхъ старателей, возникъ уже цѣлый городъ.

Аргонавты со шкуны однако не унывали. «Въ сущности не все ли равно, гдѣ копать, лишь бы копать!» — разсудили они совершенно правильно и рѣшили спуститься къ югу такъ далеко, чтобъ выйти наконецъ на волю изъ разинутой пасти петербургскаго полковника. Берега Анадыра въ среднемъ теченіи уже не входили въ запретныя межи, и золотоискатели, при помощи начальника округа нанявъ проводниковъ-чукочъ, немедленно отправились вверхъ по рѣкѣ отыскивать золотоносные горы и ручьи.

Шмотинъ былъ полонъ несокрушимой вѣры. «Мнѣ старуха на картахъ выгадала, что я найду большое! — признался онъ подъ конецъ. — Чувствую, что правда, — найду!..»

Русская вѣра оказывалась несокрушимѣе американскаго прогресса.

Шкуна «Вѣра» осталась въ анадырскомъ лиманѣ дожидаться возвращенія аргонавтовъ. Начальникъ округа отправилъ вверхъ баржу съ казеннымъ грузомъ и собирался плыть ей вслѣдъ.

Приближалось время, когда я долженъ былъ остаться на устьѣ одинъ со своими палатками, фотографическими и фонографическими приборами, гипсомъ для съемки масокъ, а главное — цѣлой лавкой мелкихъ и крупныхъ товаровъ, назначенныхъ для обмѣна на этнографическія свѣдѣнія у чукочъ, которые, по обычаю всѣхъ дѣтей природы, требуютъ плату за каждую новую сказку или даже за каждую фразу съ оборотомъ рѣчи, рѣдко употребляемымъ и поэтому еще неизвѣстнымъ.

Анадырь, 1900.

На сѣверѣ дальнемъ