Томъ четвертый. Скитанія

Консервы назначены преимущественно для австралійскаго рынка, и каждая коробка, имѣющая фунтъ съ четвертью чистаго вѣса, будетъ продаваться около сорока копеекъ, т. е. въ двадцать разъ дороже стоимости сырого продукта на мѣстѣ. Тѣмъ не менѣе въ лавкѣ общества въ Петропавловскѣ консервы имѣются въ продажѣ, и жители, ничего, берутъ.

— Съ насъ тоже всѣ дерутъ! — меланхолически говорилъ Ѳедосѣевъ. — До послѣдняго японца!.. Вонъ, главному инженеру, Смиту, платимъ за сезонъ двѣнадцать тысячъ на всемъ готовомъ, за три мѣсяца по четыре тысячи рублей въ мѣсяцъ… Да проѣздъ взадъ и впередъ на нашъ счетъ, да еще ему русская кухня не нравится, привези ему повара изъ Америки, да еще переводчика ему особаго, потому онъ ни на какомъ языкѣ не говоритъ и говорить не хочетъ, кромѣ американскаго. Раззоръ!..

— Неужели за три мѣсяца двѣнадцать тысячъ! — удивился я.

— Ну, да! — пояснилъ г. Ѳедосѣевъ. — Зато вѣдь и работникъ, не нашимъ чета! Практикъ, все умѣетъ дѣлать! Посмотрите на его руки — дерево, чистый рогъ! Въ будничный день вы его отъ рабочаго не отличите: грязный, въ маслѣ, руки запачканныя, двѣнадцать часовъ вмѣстѣ съ рабочими работаетъ. Стоитъ и платить такому!.. А намъ вѣдь только бы выработать и продать побольше. Всѣ расходы оправдаются!.. — заключилъ онъ довольно наивнымъ тономъ.

Рядомъ съ консервнымъ заводомъ начаты работы по постройкѣ туковаго, который будетъ имѣть вдвое большіе размѣры. Онъ разсчитанъ не только на отбросы консервнаго завода, но и на переработку всей рыбы, которая будетъ доставлена не въ совершенно свѣжемъ видѣ изъ наиболѣе отдаленныхъ мѣстъ. Пока произведены только земляныя работы, чрезвычайно трудныя при этой вѣчно мерзлой почвѣ, и поставлено основаніе большой трубы, которая будетъ имѣть 120 футовъ вышины.

— Видите, какая широкая труба! — меланхолически указалъ мнѣ г. Ѳедосѣевъ, — какъ бы не вылетѣть въ нее всему нашему капиталу.

Я смотрѣлъ на глубокія и узкія ямы, выкопанныя по сторонамъ трубы и очень похожія на могилы, и думалъ, какъ бы г. Ѳедосѣевъ не зарылъ туда остатки камчадаловъ вмѣстѣ съ петропавловскими жителями. На противоположной американской сторонѣ по всему берегу стоятъ заводы, всего около полутораста, а рыбное богатство пока не уменьшается.

Аляскинцы съѣдаютъ, что могутъ, а чего не могутъ, запаиваютъ въ банки — гласитъ новая шуточная поговорка Аляски[1], но у насъ все какъ-то выходитъ иначе, и, напримѣръ, отъ устьевъ Амура купеческіе рыбные промыслы уже успѣли на половину отбить рыбныя стада.

Осмотрѣвъ постройки, мы отправились въ рабочіе бараки. Впрочемъ, г. Ѳедосѣевъ на этотъ разъ не хотѣлъ сопровождать насъ.

— Что же! — объяснилъ онъ довольно просто. — Говорить съ ними я не умѣю. Переводчикъ уѣхалъ въ Петропавлоскъ… Вы ужъ съ ними сами!

Бараки устроены въ видѣ длинныхъ палатокъ, покрытыхъ непромокаемымъ брезентомъ. По одну сторону завода три японскихъ барака, по другую одинъ китайскій. Внутри тѣсно, но необыкновенно чисто, особенно у японцевъ. У каждаго человѣка нѣчто въ родѣ стойла, отгороженнаго досками и устланнаго циновками, съ постелью и крошечнымъ пологомъ надъ нею.

По случаю воскреснаго дня, большая часть рабочихъ сидѣла на своихъ мѣстахъ. Проходя по узкой дорожкѣ между двумя рядами постелей и инстинктивно сдерживая шаги, чтобы не наступить грязными сапогами на чистенькія, какъ будто только что вымытыя, цыновки, я невольно почувствовалъ, что вокругъ меня, несмотря на монгольскія лица и странный говоръ, сидятъ люди изъ культурной страны.

По случаю жаркаго дня японцы были почти совсѣмъ раздѣты. Нѣкоторые сидѣли нагишемъ, въ чемъ мать родила. Иные, впрочемъ, до пояса были покрыты такой сложной и густой татуировкой, что она производила впечатлѣніе пестрой фуфайки, плотно облегающей тѣло. Всѣ они сидѣли необыкновенно чинно и сдержанно посматривали на насъ, очевидно, не желая обнаруживать слишкомъ большого любопытства, У многихъ были книги и грифельныя доски. Я полюбопытствовалъ посмотрѣть книги. Все это были пособія для изученія русскаго и англійскаго языковъ. Нѣкоторые писали письма разведенною тушью на длинныхъ полоскахъ цвѣтной бумаги; въ дальнемъ углу на столѣ, назначенномъ для обѣда, играли въ карты, но и карты были совсѣмъ другія, маленькія, пестрыя, съ букетами цвѣтовъ вмѣсто очковъ и ландшафтами вмѣсто фигуръ, такъ называемыя «четыре времени года».

Никто изъ японцевъ не говорилъ по-русски, но по-англійски говорили двое или трое. Я спросилъ, нельзя ли снять снимокъ съ внутренности барака, но японцы отвѣтили вѣжливымъ, но рѣшительнымъ отказомъ.

— Мы никому не позволяемъ фотографировать здѣсь, — объяснили они. — Но у насъ есть собственные снимки; если вы оставите адресъ, мы можемъ вамъ прислать!

Не надо забывать, что это были бѣдные плотники и кузнецы, набранные въ захолустномъ Хакодате, на сѣверномъ островѣ Хокайдо, который и заселенъ-то не очень давно-и до послѣдняго времени служитъ мѣстомъ ссылки преступниковъ.