Томъ девятый. Передвинутыя души, — Кругомъ Петербурга

— Лошадь, она глупая, — сказалъ въ объясненіе извозчикъ. — Она не понимаетъ. Все норовитъ сосѣда лягнуть, либо куснуть…

Люди, небось, не кусаются.

Въ домѣ рядомъ (№ 49) холерой заболѣлъ восьмилѣтній мальчикъ. Онъ жилъ въ углу у старухи. Мать его имѣла помѣщеніе внизу. Она пускала проститутокъ и по закону не имѣла права держать при себѣ сына.

Ребенка увезли въ бараки, и онъ поправляется. Впрочемъ, его мѣсто уже занято новой жилицей. Вся эта квартира была буквально нашпигована кроватями, перегородками, полунагими женщинами. На всю квартиру было одно окно.

— Какъ вы живете? — невольно спросилъ мой спутникъ, домовладѣлецъ.

— Живемъ, — сказала старуха. — Бѣдные люди.

Она смотрѣла на насъ враждебными глазами. На лицѣ ея было написано ясно: «Уйдите!»

Домъ назначенъ къ закрытію. Но мой домовладѣлецъ только разводилъ руками. Какъ же закрыть его? Если выселить жильцовъ изъ № 49, они перейдутъ по сосѣдству въ № 51, и будетъ еще тѣснѣе.

Когда мы выходили, намъ встрѣтился на лѣстницѣ мальчишка лѣтъ пяти, голый, въ чемъ мать родила. Онъ бѣгалъ по двору въ своемъ натуральномъ видѣ, и никто не чувствовалъ отъ этого никакого стѣсненія.

Спутникъ мой былъ мраченъ.

— На какой головокружительной высотѣ, — сказалъ онъ, — мы съ вами находимся сравнительно съ этими людьми. Они на днѣ.

Въ домѣ Смурова по 9-й Рождественской улицѣ жили городскіе метельщики. Они помѣщались почти такъ же тѣсно, какъ жильцы угловъ. Въ одной комнатѣ съ 4 окнами было 17 жильцовъ, въ другой съ 3 окнами 9 жильцовъ.

Стѣны были въ трещинахъ, косяки погнулись.

— Упадутъ они намъ когда-нибудь на голову, — сказалъ одинъ суровый мужикъ съ длинной бородой.

Метельщики были настроены иначе, чѣмъ обитатели угловъ. Они роптали и даже отпускать насъ не хотѣли и все показывали намъ новые изъяны своего жилища.

— Зимою холодъ, — жаловались они, — стѣны тонкія, вѣнцы прогнившіе. По угламъ снѣгъ ложится… Другой квартиры для насъ не нашлось у города…

— Вы сходите на чердакъ, — предлагали они. — Всѣ балки выгнулись. Какъ оно еще держится…

Мы не пошли на чердакъ и вышли на улицу. Но мой октябристъ даже руками всплеснулъ.

— Все надо сжечь — повторялъ онъ, — уничтожить и перестроить заново.

Я ничего не отвѣтилъ.

Но когда я шелъ домой, мнѣ казалось, что это не городъ, а яма, и наши жилища — это гнѣзда скорпіоновъ. Кольцо нечистотъ, о которомъ говорилъ мой домовладѣлецъ, было для меня, какъ кольцо огненное. Оттуда вставала холера и дышала на насъ. Мы задыхались и жалили другъ друга, какъ жалятъ скорпіоны. Жалили и умирали…

1909.

6. М. и Ж.

Уже второй мѣсяцъ въ разныхъ аудиторіяхъ Петербурга, для взрослыхъ и для юношей, читаются лекціи на одну и ту же тему, съ преніями и безъ преній. М и Ж, мужское и женское начало, мужчина и женщина. Тема эта старая. Еще со временъ сотворенія міра и Троянской войны она занимала человѣчество. Но для нашего текущаго безвременья эта тема прошлогодняя. Съ прошлаго года она ставится выпукло, въ разныхъ формахъ и съ разныхъ точекъ зрѣнія. Въ прошломъ году это была беллетристика, въ нынѣшнемъ году это философія. И вмѣсто живого и бойкаго Санина, общимъ героемъ сдѣлался Отто Вейнингеръ, трагическій самоубійца.

Мужчина и женщина… Точнѣе говоря, одна только женщина.

Мужчина судитъ женщину, вопреки старому правилу: «Не судите, да не судимы будете!» Судъ строгій и немилостивый. Какихъ только обвиненій не падаетъ на склоненную женскую голову:

— У женщины нѣтъ души и даже нѣтъ сущности. Женщина не геніальна, безъинтеллектуальна, аморальна. Она не знаетъ даже эротики, своей спеціальной области.

Женщины и дѣвушки валомъ валятъ на эти лекціи и молча слушаютъ. Удивляться этому нечего. Еще въ древнія времена отцы церкви и монахи-проповѣдники осыпали женщинъ словами, не менѣе крѣпкими и болѣе понятными. И женщины слушали…

Когда Свифтъ говорилъ, что все человѣчество — это порода безстыдныхъ обезьянъ, мужчины тоже слушали.

Люди легко выносятъ брань и дерзость, особенно въ такомъ настроеніи, какъ наше современное. Обжегшись на молокѣ общественномъ, мы дуемъ на воду индивидуальности.

Первая изъ этихъ лекцій была прочитана въ литературномъ обществѣ. Народу было много. Молодой лекторъ мягкимъ голосомъ излагалъ идеи погибшаго философа, и несмотря на мягкость тона, выводы были жесткіе, какъ удары кнута: — Женщина естественная сводница, природная проститутка. Она не знаетъ безсмертія и не имѣетъ связи съ будущимъ.

Что такое философія Отто Вейнингера? Онъ залилъ собственной кровью послѣднюю страницу своей книги. Но книга его — это не завѣщаніе. Больше всего это горькій, строптивый вопросъ. Міръ сотканъ изъ противорѣчій, слѣпыхъ, неразрѣшимыхъ. Каждый актъ сознанія и фактъ бытія, любовь, ненависть, рожденіе, смерть, преступленіе, казнь, — все это существуетъ внѣ всякой цѣлесообразности, въ вѣчныхъ конфликтахъ неизвѣстныхъ намъ законовъ.

«Зачѣмъ?» — спрашиваетъ Вейнингеръ и не получаетъ отвѣта. Онъ избавился отъ этихъ противорѣчій однимъ ударомъ, выстрѣломъ… Но ударъ не разрѣшеніе.